На южном фронте без перемен

Шестое чувство быстро подсказало мне, что никакого открытия огня не будет. Я потоптался около ПУО, карту Донецков предусмотрительно забрал с собой. Ну и ладно!

Расчет сержанта Волкова, как мной и предполагалось, пытался сварить суп из консервов. Сильные порывы ветра старались задуть костер, но люди были упрямее: они сели так, чтобы своими телами защитить пламя.

Я присоединился к ним. Здесь у костра, нетрудно было испытать обычно не сочетаемое ощущение — ноги нагревались до такой степени, что их приходилось отдергивать. Я всерьез опасался, как бы у меня не прогорела кожаная подошва. Зато спина, подставленная ветру, коченела так, что мне казалось, я не разогнусь.

Мне пришло в голову, что если я пройду эту войну без потерь, здоровая поясница и почки мне еще пригодятся. Поэтому я немного посидел с бойцами, перекинулся с ними парой ничего не говорящих фраз, поднялся с корточек и откланялся.

Я отправился в уже знакомый мне кузов «Урала». Там было несколько теплее, чем на открытом воздухе, и хотя под брезентовым тентом свободно гуляли сквозняки, мне удалось уснуть на той же самой скамейке, что и прошедшей ночью…

Я проснулся. В проеме кузова мне было хорошо видно огромный красный диск заходящего солнца. Вставать, откровенно говоря, очень не хотелось. Тем более вызывала отвращение мысль о том, что, возможно, надо идти и что-то делать по службе. Но и неизвестность меня тоже тяготила. Судя по часам, я проспал почти два часа, а за это время в окружающей обстановке могло произойти что-нибудь существенное.

Кряхтя, постанывая и ругаясь матом, я все же превозмог себя, и встал на ноги. Как-то не очень удачно я лежал на скамейке, и ноги затекли. Потому мой прыжок из кузова был совсем не спортивным, я поскользнулся и чуть не упал. Обойдя машину, вышел к позиции — всюду царило умиротворение, а с ящиков исчезло ПУО. «Значит, здесь стрелять не будем», — сразу подумал я.

Практически тут же появился Зарифуллин и замахал руками:

— Сворачиваемся!

Я ощутил в груди легкое тепло удачи. Еще немного, и проспал бы эту команду. Или пришлось бы метаться как ошпаренному. А так — я на ногах и готов к любому повороту событий.

Солдаты, в надежде, что новое место будет хоть чем-то лучше этого, довольно бодро зашевелились, свернули огневую позицию, без особых проблем рассосались по машинам, а вскоре наше колонна тронулась.

Рядом со мной сопел Логман, ваучер куда-то испарился.

«Может, ему уже надоело воевать, и он с какой-нибудь машиной вернулся в часть»? — с надеждой подумал я. — «Вообще они тут на каком основании? Шарахаются куда хотят, ни к какому расчету не приписаны. Ей Богу, как комиссары в гражданскую — приставлены к срочникам для ускорения и убеждения».

Было еще достаточно светло, и я пристально рассматривал окрестности. Местность была ровная, правда, густо пересеченная оросительными каналами. Во многих текла вода.

«Интересно, можно ли ее пить»? — то, что вопрос с водой будет одним из самых важных, я не сомневался. Моя фляжка уже была наполовину пуста. Пить хотелось очень, но я боялся, что ближайшего подвоза не предвидится, и можно вообще остаться без воды.

Слева и справа от дороги поля заросли мелким ветвистым кустарником — печальным результатом перестройки и радикальных экономических реформ.

Глава 12

Приятное путешествие в кабине «Урала» втроем прекратилось неожиданно быстро. Командирская машина свернула с дороги налево — прямо в кустарник. Повинуясь этому движению, мы также свернули за ней, следуя строго в колонну. Я сразу почувствовал, что ничем хорошим для нас этот маневр не закончится. И точно.

Выстроившись у машин, наша батарея получила приказ оборудовать огневую позицию прямо на этом месте.

Кто там, наверху, метался, принимая то одно, то другое решения, видимо, не зная, на чем остановиться, но метания его мысли, рикошетирующей в черепной коробке, отражались на нас далеко не самым благоприятным образом.

Я огляделся. Кустарник был отнюдь не мелким. Это значило одно — нам нужно расчищать сектор обстрела. Иначе снаряд, зацепившись за какую-нибудь ветку, может прямо здесь и разорваться.

Я сказал об этом Рустаму.

— Что я — сам не знаю?! — накинулся он на меня. — Да, будем расчищать!

— Так их тогда рубить надо! Ты глянь, какой они высоты! — в свою очередь, завелся я. — У нас топоров нет!

— Ну и хрен с ними! Лопатами пусть рубят! — ответил мне командир батареи.

Я обалдело открыл рот. Конечно, пословица, что «нет безвыходных положений, а есть неприятные решения» в какой-то мере верна, но не до такой же степени.

Впрочем, до рубки дело еще не дошло. Сначала надо было оборудовать позицию и выставить буссоль. На этот раз с буссолью возился сам Рустам, а я прохаживался вдоль линии орудий, надзирая за работой.