На южном фронте без перемен

Но это все лирика. А вот, скажите на милость, этот Шевцовский демарш — это «отсебятина», или указание вышестоящего командования? Вряд ли старлей стал бы сам такое говорить — у него таких прав нет. Значит, с верхов? Ну ничего себе!.. Это же, прямо говоря, полное сползание в пропасть национализма!

Вообще-то, вся эта хрень пошла еще с февраля 95-го, когда в Грозный хотели бросить сводный батальон из нашей бригады. И тут началось!

Местные стали отказываться от отправки. Мотивировка проста: «Я не буду воевать против братского народа. Уволите? Да, пожалуйста! Сам напишу заявление». И офицеры писали, и прапорщики, и уж тем более, контрактники.

Такое массовое неповиновение не заметить было трудно. Вполне возможно, что замполиту бригады влетело. Во всяком случае, я сам, своими ушами, слышал эту фразу, которую в сердцах бросил подполковник, армянин по национальности, — «Ну почему я не русский!». И даже на собрании по поводу этого вопроса присутствовал.

В общем, может быть из-за тонкости национального вопроса, может быть по каким другим причинам, но в тот раз отправка сорвалась. Единственное, что сделали, так это забрали из подразделений почти всех водителей. Даже тех, кто просто голословно утверждал, что у него права есть — и тех забирали.

Милые юноши! Они просто хотели поменять опостылевшее расположение, где их всех со страшной силой доставали местные землячества, на что-то новое. Ну что ж! Поменяли. Одного нашего бывшего солдата даже в программе «Время» показали — мелькнул он там где-то, на заднем плане. А может быть — просто показалось. Хотели увидеть — и увидели.

Лучше им там было, чем здесь? Не знаю. Может, и пожалели сто раз. А может, и нет. Во всяком случае, с Харами-то никто обратно в расположение не рвался — это точно.

Как бы то ни было, а зазубрина у вышестоящего командования осталась, я так думаю. Потому с использованием нашей бригады в текущей войне они не торопились, и поступали очень осторожно.

Но видно в Кизляре ситуация была безвыходной. Ближе нас никого не было, и задействовать бригаду пришлось. И, как мне кажется, чтобы опять проблемы с национальным вопросом не поднимать, решили обойтись одними русскими. Ну и ладно, я и не против.

Самое главное, эта фраза весьма заметно приободрила бойцов. Видно, так уж достали их местные сослуживцы, что уж лучше было на войну попасть, чем в одной казарме с ними находиться. Ну и еще униженная гордость распрямилась: «Вот кто на войну едет! Не Маги, Даги, Ваги и прочая… Туда нужны только настоящие солдаты, а не эта приблатненая сволочь».

Так что энтузиазм был в наличии. В наличии была и подготовка. Худо — бедно, но всю осень мы занимались боевой подготовкой. И на стрельбище часто ездили, и в парке с пушками возились периодически, и я, по своей инициативе, проводил занятия по военной топографии и боевым уставам. Скучно мне было, заняться нечем. Так чтобы не бродить бесцельно по расположению, и чтобы солдаты не слонялись, загонял я всех, кого можно, (и кто хотел), в класс и рассказывал им все, что помнил сам. Вне всяких планов, без материальной базы, без ничего — все, что мог вспомнить, то и доводил. И самое удивительное — слушали. Вопросы задавали. Я сам не ожидал.

«Зачем тебе это нужно?» — спросил меня Рустам. «Ну как зачем?» — ответил я. — «А что они вообще в армии должны делать? Только в наряды ходить? Да это уже не служба, это какой-то ГУЛАГ получается».

«ГУЛАГ?» — усмехнулся Рустам. — «А что, довольно похоже».

Впрочем, скоро меня перевели в караулы сутки через сутки, и мне стало не до занятий.

Глава 4

Здесь же на плацу, составлялся список сводной батареи. Контрактники и прапорщики устроили оживленный диспут между собой. Естественно, на местных диалектах, так что слушать было нечего.

Я ехал. Так что мне оставалось только отпроситься у Рустама, и сбегать домой за недостающим имуществом.

Полина Яковлевна, конечно же, впала в ступор. Вот так вот — приготовиться к спокойной старости, и тут на тебе — война на пороге дома. Пока она охала, я собрал вещмешок, надел все теплое, что у меня было, новые горные ботинки, и помчался назад.

Вот ботинки-то меня и подвели. Я купил их у одного прапорщика, дорого, но совершенное «новье» из старых, еще советских, запасов. Единственное, что несколько омрачило мою радость при покупке, это то, что подошвы горных ботинок были на шипах. Прапорщик посоветовал их просто открутить и выбросить. Что я, собственно говоря, и сделал.

Однако не учел одну тонкость. Сама подошва-то была кожаной! Ровной и гладкой. Если бы я надел покупку сразу же после удаления шипов, то быстро выяснил бы, что ходить в них нужно крайне осторожно, особенно по утоптанному снегу, так как подошва со страшной силой скользит.