НА ИЗЛЕТЕ, или В брызгах космической струи

– Мама-мама! – закричал я, – Скорей все сюда! Девочка смотрит и плачет!

– Что ты так кричишь? – спросила тут же возникшая тетя Нона, – Мы уже идем. А девочку зовут Милочка, – сообщила она имя девочки.

– Мама-мама, – обратился уже потихоньку к матери, – Значит, ее зовут Людочка-Милочка?

– Да. Я тебе уже говорила, – почему-то сердито ответила мама.

Вскоре посреди комнаты на двух немецких стульях поставили корыто и налили в него теплую воду. Потом меня выставили в другую комнату. А так хотелось посмотреть, как будут купать маленькую девочку. Я сидел в большой комнате и слышал голос матери.

– Какая прелесть. Куколка… Даже фигурка совсем другая… Что значит девочка… А у меня эти мальчишки… Так хочется девочку, – причитала мама сквозь плеск воды. Я и не догадывался, что через три месяца у меня появится младший братик. И мама снова будет огорчена, в этот раз – на всю оставшуюся жизнь. А тогда вдруг стало так обидно. Значит, мама нас с Сашкой совсем не любит, раз хочет девочку. И мне захотелось плакать.

Но тут Милочку принесли в большую комнату и положили в мою кроватку. Этого только ни хватало. Похоже, мама хочет обменять нас с Сашкой на эту противную девчонку. И я горько заплакал от обиды.

– Что случилось? – удивленно спросила мама.

– Мама, а где я буду спать? Я же не помещусь с этой противной девчонкой.

Взрослые вдруг рассмеялись. Мне же было не до смеха.

– Успокойся, сынок. Милочка поспит немножко. А потом мама возьмет ее домой. У нее есть своя кроватка. Что ты так расстроился? – успокаивала мама.

– А что она у нас делает? Пусть сейчас же идет домой.

– Она у нас в гостях. Ее маме и бабушке надо уйти. Вот Милочка у нас пока побудет. А они вернутся и возьмут ее домой.

– А ты не отдашь им меня с Сашкой вместо Милочки?

– Глупенький, разве я вас отдам кому-нибудь, – успокоила меня, наконец, мама.

Вечером Милочку действительно забрали. И я успокоился окончательно. Но на следующий день все повторилось. А дня через три уже нисколько не боялся, что нас обменяют. И мне даже понравилась Милочка, потому что она так хорошо спала в моей кроватке, что впервые захотелось, чтобы у меня вдруг появилась такая сестричка, только постарше, чтобы с ней можно было играть…

И тут я вспомнил о настоящей Людочке-Милочке, которая была Людочкой, а не Милочкой. Именно с того момента захотелось, чтобы Людочка непостижимым образом вдруг стала мне сестричкой и переселилась к нам. Только ей я готов уступить свою кроватку насовсем. Только ей отдал бы все свои игрушки. Только для нее готов сделать все, что попросит.

И действительно, вскоре большая часть моих игрушек, привезенных из немецкого лагеря, перекочевала к Людочке…

А Милочка росла, росла и вот она передо мной – молодая мама такой же крошки, какой помню Милочку…

Но едва направился к Милочке, вышла тетя Нона, и женщины куда-то спешно удалились, толкая перед собой коляску. Маму Милочки узнал сразу, несмотря на то, что она сильно изменилась. Я увидел в ней Марию Григорьевну, но в том ее возрасте, когда они приносили к нам в гости маленькую Милочку.

Я перешел мостовую, вошел во двор и сел на опустевшую лавочку. Да-а-а… Нет уже Марии Григорьевны, нет ее импозантного мужа, нет половины жителей нашего старенького дома, кого, так или иначе, сохранила память. Смерть поглотила всех…

А ведь когда-то кипела их жизнь. Мы были маленькими, а они – кто молодыми, кто пожилыми, но они были до нас и какое-то время жили вместе с нами…

Вот здесь, прямо напротив этой лавочки однажды надолго встал новенький, сверкающий свежей краской и хромом, автомобиль «Москвич». То был первый автомобиль в нашем дворе – автомобиль Полонских. Это было событие…

Посмотреть на автомобиль приходили даже ребята из соседнего двора, и мы ревностно следили, чтобы никто из них не трогал нашу дворовую драгоценность руками, потому что тоже этого не делали, «дабы не оставить на краске жирных пятен».

А в это время во дворе началось бурное строительство. Снесли, наконец, огромный «ничейный» сарай, расположенный между асфальтом и туалетом.

Когда оттуда вывезли на свалку несколько машин всевозможного хлама, в глубине сарая, к всеобщему изумлению, был обнаружен тщательно замаскированный немецкий мотоцикл с коляской. На нем был немецкий номер, а прямо на коляске – настоящий пулемет.

Кто спрятал этот мотоцикл, неизвестно. Говорили, сарай принадлежал каким-то жителям нашего дома, которые сбежали с отступающими немцами и назад не вернулись. Их знала только тетя Зина – мать Толика Фрица. В нашем доме она была единственным человеком, пережившим оккупацию.

Прибывшая милиция изъяла оружие. А мотоцикл оставили во дворе, потому что никто так и не смог его завести – он оказался неисправным. Мотоцикл нам понравился больше, чем машина, потому что мы по очереди сидели на всех его сидениях, и к вечеру отполировали все до блеска своей одеждой и руками. Зато дома нас ждала «головомойка».