На изломе

Дом был старый, как говорили архитекторы – времен сецессии. С первого этажа по пятый – был витраж, раньше он был полностью цветной, сейчас – некоторые элементы его были утрачены, а часть рам – заменены на обыкновенные, через которые было хорошо видно. Вот, на пятом этаже, как раз через такую раму – и увидел младший сержант крышу дома напротив, что был на этаж ниже. Старое кровельное железо… ограждение… человек в черной маске со снайперской винтовкой, похожей на Драгуновку и рядом с ним еще один, с похожим на АК автоматом…

Пинчук замер, перестав дышать… а они не видели его.

Когда-то давно – он охотился на крысу… ему было лет семь или восемь, и это было у бабушки, на Слобожанщине. Хитрый и наглый пасюк – воровал зерно из лотка для кур, а уходил он в одну и ту же нору, рядом с ларем. И вот он, забравшись на ларь, и ждал этого пасюка, сжимая в руках держак вил…

Медленно, как во сне, Пинчук потянул с плеча автомат. Отщелкнул предохранитель вниз, до конца…

Предохранитель вниз до упора

Очередь от живота…

Он вспомнил, что в АК очередь – среднее положение и поднял предохранитель наполовину.

Один из террористов, перезаряжаясь, отвлекся от происходящего на улице – и увидел целящегося в них из автомата солдата, но сделать ничего не успел…

Пинчук нажал на спуск, и автомат облегченно застрочил, избавляясь от заключенной в нем смертельной ярости…

…

Как оказалось, это стало переломом в стычке – потеряв снайпера, боевики, сколько бы их ни было, решили уходить. У них не было задачи забить до конца колонну.

Когда он спустился вниз – все было уже кончено. Над ранеными хлопотал санинструктор, Груздь, увидев выходящего из подъезда Пинчука, вскинул автомат, но тут же опустил.

– Борька! Блин, Борька. А мы уж думали…

…

– Ты чо, ранен?

Пинчук отрицательно покачал головой

– А Лымарь убит… снайпер снял… он командовать пытался. Ты его снял?

Пинчук кивнул.

– Идем, посмотрим…

Они пошли в ту сторону, откуда по ним бил снайпер. Снайпер валялся на булыжной, помнившей еще подковы австрийских коней, мостовой, рядом с ним лежала винтовка. Несмотря на падение, она не разбилась, прицел тоже остался цел – в стальном корпусе.

Грузь поднял винтовку, по слогам прочитал.

– За-ста-ва.

Подумав, протянул Пинчуку.

– На. Заслужил. Трофей…

Борис Пинчук опустился на колени, начал стягивать маску со снайпера. Ему хотелось увидеть… понять… человек ли он. И если человек – то какой он? Зачем он начал их убивать…

Но снайпер оказался обычным человеком, довольно молодым, с синими от бритвы щеками и тонкими, совсем не крестьянскими чертами лица. Как с плаката про молодых ученых. С уголка рта – медленно сочилась кровь, а затылок – был всмятку…

Пинчук пошарил по карманам. Наткнулся на просроченный студенческий билет, позавчерашний билет из Рахова на дизель-поезд и тонкую пачку денег. Немецкие марки, крупные купюры…

…

План при чрезвычайной ситуации, принятый в семьдесят каком-то там году – отличался редкостным идиотизмом. Нет, тогда когда его принимали – он, наверное, был даже разумен, по своим временам. Но сейчас… скажите, а какой смысл идти на прикрытие Львовского горисполкома, в котором в девяностом году сто депутатов из ста двадцати восьми – проголосовали за поднятие над зданием украинского прапора, а сейчас – он является одним из центров восстания и на его башне, напоминающей старую пожарную каланчу – установлены громкоговорители, на пол-Львова голосящие «Ще не вмерла»…

А все улицы вокруг – перекрыты опрокинутым, кое-где и сожженным транспортом, а по тем улицам, которые не перекрыты, перемещаются отряды боевиков и сами они – простреливаются снайперами.

Потеряв и управление, и связь – они заняли одну из пожарных частей. Отогнали туда уцелевшую технику и приготовились к обороне. Пожарных в части – военизированной! – было ровно три человека, остальные на работу не вышли. Но тут были аптечки и медикаменты, можно было оказать раненым первую помощь.

Командование взял на себя старший прапорщик Кузьмук. Причина проста – весь комсостав был или ранен или убит, снайперы явно знали, по кому бить. А Кузьмук – недавно вернулся из командировки в Карабах, а до этого – был и в Оше144. Так что это был третий межнац на его армейской карьере и он приблизительно знал что делать. И иллюзий у него – уже никаких не было.