— Хорошо, отец, — сказала Селена. Тряхнула копной черных волос и, расстегивая на костюме молнию, двинулась к себе. На полке у зеркала дремало последнее новшество — телефон с трубкой, похожей на душевую лейку. Селена зажгла керосиновую лампу и вгляделась в свое отражение. Опять эти ненавистные веснушки! Когда только успели появиться?!
Намазав щеки приличным слоем отбеливающей смеси, она выдвинула ящик и потрясла коробку с басмой. Пора бы пополнить запасы. Покажешься на людях с волосами мышиного цвета — и всё, прощай, титул богини. Нет, ей, и правда, стоит больше за собой следить и попечься о репутации. А пробираться по глуши в грязи, мокнуть под обложными дождями и стрелять дичь занятие не для знатных особ. Что отец говорил насчет сводной сестры? Проследить, от поисков отвадить, о передвижениях доложить. Повесив костюм сушиться, Селена зарылась в одеяла и во весь рост вытянулась на кровати. Завтра она проснётся по первому же сигналу с патрульного дирижабля и двинется по сестрицыным следам.
Только вот завтра наступило, на дирижабле протрубили раз, другой, а Селена как лежала, так и продолжала лежать. Она вскочила с безумным видом, лишь когда в дверь постучалась горничная. Часы показывали десять утра, на голове творился бардак, веснушек после крема высыпало вдвое больше. Но бороться с ними было некогда. Наскоро переодевшись, Селена выбежала на задний двор к конюшне. Уска-Калы там не обнаружилось.
Город ожил еще в восемь, забурлил потоками безлошадных экипажей ближе к девяти и пришел в относительно устойчивое состояние, когда добросовестные клерки, секретари и помощники директоров заняли свои рабочие места. Ученые корпели над докладами, студенты шептались на лекциях, изобретатели мастерили причудливые конструкции.
Рина была далеко от всего этого. Невзрачные цветы обочин и пустырей провожали их с Уска-Калой к подвижным горам. Дорога сбегала в низины, весело поднималась на холмы, огибала небольшие рощи и уходила за горизонт. Прямо по курсу медленно плыла на запад аметистовая гряда облаков. Но Рина знала: на запад плывут вовсе не облака, а настоящие горы с пещерами, опасными перевалами и захватывающими дух пропастями. Говорят, будто в одной из пещер растут деревья с драгоценными камнями вместо листьев. Иные — что на дне той пещеры темнеет озеро без дна. И кто в озеро нырнёт, обретет дар предсказывать судьбу. Третьи считают, в пещере можно отыскать любовь всей своей жизни. Что уж греха таить, Рине не помешали бы ни камни, ни пророческий дар, ни любовь. Разжившись самоцветами, можно проститься с бедностью, купить особняк где-нибудь на берегу Глубокого моря и зажить вдали от семейства, где тебя ни в грош не ставят. Талант предвидения пригодится в любом случае. Ну, а третье… Рина зажмурилась и крепче сжала уздечку. Преданное сердце никогда не утратит цены.
В «Синем маяке» по случаю своих именин хозяин закатил пирушку. Он бесплатно подливал посетителям пива, горланил застольные песни, резался в карты и чуть было не проиграл собственную жену. Жена, конечно, не простила и отдубасила его скалкой под дружный хохот. Спустя час хохот сменился шумными спорами, за которыми последовала пьяная потасовка. Дерущихся разнимал сам старейшина. Он пришел в кабак с друзьями — персонами, в обществе довольно заметными. Атмосфера «Синего маяка» напоминала им о прежних, беззаботных временах, когда тоска была всего лишь словом, а солнце светило чаще. Скрипучие стулья, поющие половицы; дверь, мяукающая на несмазанных петлях, — старейшина помнил каждую мелочь. За тридцать лет перемены кабак почти не затронули. Разве что бочек с пивом прибавилось, да бармен усы отрастил. Окна с деревянными подоконниками не мыли с позапрошлого года, на стенном ковре со скрещенными саблями, как обычно, пировала моль. Туманные личности за столиками, пройдохи, бездомные — старейшину успокаивал их диковатый и безумный вид. Его умиротворяли даже драки.
— Не брани их, барин! Пускай пар выпустят, — снисходительно сказал он хозяину. — Я тоже в молодости был горазд кулаками поразмахивать. Да-а-а, лихие времена, барин, мы с тобой пережили: дворцовый переворот, исчезновение короля, восстания, казематы. Многих тогда сослали на острова. А сейчас что, барин? Тишь, благодать. Нового короля, говорят, никто в лицо не видел. Но главное что, барин? Налоги он не дерет, указы у него сносные. Видать, о благе народа печётся.
Хозяин с бурой физиономией рассеянно покивал, прихлебнул пива и напрочь забыл потребовать у забияк возмещения за испорченную мебель да расколоченную вдребезги вазу.
Вот потому-то старейшину и любили, а если надо, стояли за него горой. Он умел вовремя отвлечь.
За столиком по соседству собралась разношерстная публика: заросший щетиной бродяга, худая скуластая старуха с проницательными глазами-щёлками, пузатый и лысый владелец золотого брегета и жеманная дама. Все взоры были направлены на жеманную даму, вернее, на ее руку. По руке гадал дед Яровед.