На качелях судьбы

Анна встала рано, умылась, приготовила завтрак, но на стол накрывать не стала. Почувствовав её спешность, Парфирий вышел из спальни, а за ним высыпали один за другим все дети. Она пожелала всем доброго утра, и дети бросились к ней. Как всегда всех расцеловала, выпрямилась. Дети прижались к ней, и, положив руки им на головки, Анна произнесла: «Сегодня воскресенье, я решила, что мы пойдём в церковь всей семьёй. Надо обязательно отслужить благодарственный молебен за возвращение хозяина в дом. Наконец-то мы все вместе, начнём новую жизнь». – «Конечно, конечно!» – Из кухни вышла Елена Васильевна, сказав: «Чем раньше мы это сделаем, тем лучше».

Анна продолжала: «Мы ненадолго, всего на полчаса, а потом позавтракаем».

Ей всех уговаривать долго не надо было. Она много не говорила, не повторяла одно и то же несколько раз. В доме её понимали с полуслова, с полувзгляда. По нему они точно определяли, что им всем делать было надо… Радоваться ли, шутить ли вместе с нею – а если кто чувствовал себя виноватым, опускал голову низко и просил прощения. Она управляла глазами. В её глубоких синих глазах прочитать можно было всё: любовь, строгость, сочувствие, боль за других, нежность. Все её понимали. В них содержалось больше информации, чем в самой длинной фразе. Семья начала быстро собираться в церковь.

… Дети подрастали, становились хорошими помощниками в хозяйстве. Жизнь стала налаживаться, входить в нормальное русло. Но ненадолго. Так закончилась первая четверть двадцатого столетия.