На качелях XX века

Сейчас я не в состоянии вспомнить, какие предложения мы внесли наверх. Можно ручаться, что никаких серьезных реформ не предлагалось. У меня все в большей мере начало складываться убеждение, что многие действия Н.С. Хрущева вызывались его точкой зрения: чтобы часы ходили, их почаще нужно встряхивать. Такое «трясение» в применении к Академии наук было единственным доступным Хрущеву способом управления этим организмом. Способ этот применялся все чаще. В конце 1960 г. был один из случаев применения этого способа. В реплике в мой адрес Хрущев упрекнул меня в каких-то недостатках в работе Академии, в частности в том, что Академия, мол, занимается исследованием каких-то мушек[414]. Я встал и к ужасу присутствующих и молчаливых членов Политбюро заявил, что изучение этих мушек чрезвычайно важно для многих отраслей науки. Это было неслыханное до той поры открытое выступление (на людях!) против точки зрения Хрущева. Затем я сказал: «Несомненно, есть возможность сменить президента, найти более подходящего для этой цели академика. Я уверен, например, что М.В. Келдыш лучше справился бы с этими обязанностями». — «Я тоже так думаю», — бросил Хрущев. Заседание продолжалось.

Я вернулся домой, чувствуя себя подавшим в отставку, и обдумывал, не следует ли мне и письменно сделать этот шаг. Но по здравом размышлении решил, что так не принято. Пусть Хрущев решает, как теперь быть, а я буду ждать. На другой день я рассказал инцидент А.В. Топчиеву и М.В. Келдышу. Последний выразил мне упрек и свое неудовольствие. Я объяснил ему, что хотя повод, заставивший меня говорить, был делом случая, но совсем не случайным было мое предложение. Я уже давно пришел к убеждению, что в лице М.В. Келдыша Академия наук имеет наилучшего кандидата в президенты. Он, вероятно, помнит, сколько усилий мне пришлось употребить, чтобы он согласился стать вице-президентом. Дальше нам оставалось только ждать.

Однако способ «встряхивания часов» не был забыт или отставлен. Н.С. Хрущев известил нас, что считает полезным разгрузить Академию наук от большего количества институтов технического направления. Если их передать в промышленность, они-де будут лучше работать. В Совете Министров была создана комиссия, которая должна была этот вопрос проработать. Возможно, что это и была та реорганизация Академии, которой добивался от нас Хрущев.

По мере рассмотрения судьбы академических институтов принимались и решения об их передаче в отрасли, так что нам оставалась неизвестной картина будущего Академии в целом, оно определялось по ходу дела и споров. Такие институты, как Институт точной механики и вычислительной техники, Институт электронных управляющих машин, Институт горного дела сразу и безапелляционно изымались у Академии наук и передавались промышленным министерствам, и их я не пытался отстоять. Постепенно дело определялось так, что если были министерства, желающие принять наши институты, если эти министерства считались имевшими опыт руководства научными институтами, в особенности технического профиля, то институты им передавались.

К моему счастью, никто не претендовал на передачу кому-либо химических институтов. Вероятно потому, что Министерство химической промышленности было «сыто» своими институтами и, видимо, не хотело увеличить и без того нелегкую возню с наукой. В аналогичном положении оказался и Институт радиотехники и электроники. Судьба Института металлургии, к моему огорчению, сложилась иначе. Никакие мои протесты и аргументы о том, что металлургия традиционно была предметом внимания и успеха Академии наук СССР, не помогли, и его передали Министерству металлургии. Институт вернулся в Академию наук только лет через десять. Я не сказал, что со стороны Совета Министров дело, о котором я рассказываю, было поручено вести первому заместителю Председателя Совета Министров СССР — А.Н. Косыгину. Академию представлял я. Когда «просмотр» главных объектов Академии был завершен, на что ушло немало заседаний и дней, взялись за рассмотрение периферийных институтов Академии наук СССР и ее филиалов. Здесь тоже произошли у Академии наук некоторые потери, впрочем, речь идет о некоторых совсем мелких единицах, обычно гуманитарного профиля, изъятых у Академии и переданных в местные университеты.

В 1961 г. Академией наук ГДР группа советских ученых была приглашена в Берлин для ознакомления с работой Германской Академии наук. В делегацию кроме меня вошли академики М.И. Кабачник, И.Е. Тамм, Д.И. Щербаков[415] и Г.М. Франк[416]. Время в полете прошло быстро, люди ехали все интересные. Каждый что-нибудь рассказывал. Так, И.Е. Тамм с увлечением рассказывал свежие новости о «снежном человеке»! А я рассказывал о синтетической пище — пище будущего. Тут я как раз и узнал, что внук И.Е. Тамма — вегетарианец по убеждению.

В Берлине для нас были оставлены номера в гостинице «Иоганесхоф». С первого дня приезда вся делегация активно включилась в ознакомление с научными учреждениями Академии наук ГДР. Нас сопровождал член ЦК СЕПГ[417] Ринеккер[418].