На качелях XX века

Я уже касался строительства химических институтов, осуществленного силами Академии наук. В начале моей работы на посту президента строительная организация Академии наук — «Академстрой» — занималась строительством Института физики, Института точной механики и вычислительной техники, Института органической химии. Ясно было, что необходимо укреплять и расширять академические строительную и проектную («Академпроект») организации. Я предложил возглавить обе организации архитектору К.Н. Чернопятову — бывшему министру коммунального хозяйства РСФСР. Мы придумали для него должность уполномоченного Президиума АН по строительству. «Академпроект» он предлагал реорганизовать в ГипроНИИ, дав ему статус института, что обеспечивало некоторые преимущества и возможность привлечения дефицитных кадров. В «Академстрое» прекратилась частая смена начальников-полковников.

Кроме «Мосакадемстроя» работала и Ленинградская строительная организация. Там главным объектом строительства было восстановление разрушенной немцами Пулковской обсерватории. Кроме того, Академия наук получила некоторые здания, которые надо было восстанавливать: здание биржы на Васильевском острове, здание дворца и лицея в Пушкине, полуразрушенное во время войны. После восстановления дворец был отобран у Академии наук, и усилия строительной организации, великолепно выполнившей это тонкое дело, Академии наук не принесли ни какого выигрыша в площади.

Была угроза и такого рода. В Ленинграде в знаменитом Казанском соборе помещался Музей истории религий и атеизма, возглавляемый В.Д. Бонч-Бруевичем. На Академию наук было возложено приведение в порядок фасада здания, что стоило по тогдашнему времени громадной суммы — 11 млн руб. Мне совсем не хотелось нанести этот 11-миллионный удар бюджету Академии наук, и я, сколько мог, оттягивал этот ремонт. Попытка передачи музея другому ведомству, например Министерству культуры, потерпела неудачу, в отличие от того, как это удалось сделать с другими музеями-памятниками. Ведь и Ясная Поляна, и Михайловское были сначала в ведении Академии наук.

Между тем усилия следовало сосредоточить на обеспечении институтов, имеющихся и создающихся, лабораторными зданиями. Это касалось и Института физиологии, и Павловских Колтушей, и вновь созданного для Л.А. Орбели (устраненного еще при С.И. Вавилове от директорства) Института эволюционной физиологии, и Физико-технического института, и вновь созданного для А.Ф. Иоффе (ранее устраненного от руководства созданным им Физико-техническим институтом) Института полупроводников, и Института высокомолекулярных соединений, и Института силикатов, и Радиевого института, и наконец вновь созданного Института цитологии.

В Москве велся и намечался на будущее еще больший объем строительных и ремонтных работ. Необходимо было последовательно обеспечить площадью все институты, переехавшие из Ленинграда и разворачивающие свою деятельность в Москве. Еще до начала моей работы в качестве президента институты химической физики, геохимии и аналитической химии были отстроены неакадемическими строителями. При мне вступили в строй ИОХ, ФИАН, Институт металлургии им. А.А. Байкова, Институт вычислительной техники и точной механики, Вычислительный центр, где разместился и Институт математики им. В.А. Стеклова.

Надо было решать вопрос о размещении уже организованных или только намеченных институтов «на стыке» биологии с физикой и химией.

Большая часть биологических институтов в Москве ютилась в одном здании на Ленинском проспекте, 31. Едва ли не единственным исключением был Институт высшей нервной деятельности — порождение «физиологической дискуссии», — для которого был приспособлен бывший президентский особняк-квартира В.Л. Комарова на Пятницкой. Вторым исключением был Главный ботанический сад академика Н.В. Цицина[377], где строилось лабораторное здание для самого Ботанического сада, и было намечено строительство «фитотрона» — лабораторного корпуса для Института физиологии растений (с лабораториями постоянного климата), куда мы рассчитывали полностью или почти полностью переселить Институт физиологии растений.