На каменной плите

– Но Норбер первым делом убил бы Браза, а не Гаэля, потому что в тот момент никто еще не знал, что журналиста уволят. Понятно, что Гаэль смеялся, но это не мотив для убийства. Гаэль много лет подряд, приходя в трактир, подтрунивал над Норбером, и ничего. Гаэль раньше никогда не обливал его вином?

– Это был как минимум раз пятый, насколько мне известно: я не каждый день бываю в Лувьеке.

– Вот видишь, и Норбер ни разу не пытался его за это убить. У него нет мотива.

– Согласен, но, хочешь не хочешь, слова были сказаны.

– И в них есть кое-что необъяснимое. «Хлопнул Браза». «Хлопнул»! Тебе не кажется это странным, а, Маттьё? С чего бы Гаэль вдруг так сказал? Почему выбрал это слово – «хлопнул»? Как в детском саду. Скорее уж сказал бы: врезал, двинул, засветил – да что угодно. А тут – «хлопнул»? Нет, что-то здесь не так. Или у Гаэля перед смертью в голове помутилось.

– Я тебя понял, но смысл – вот он, и ничего тут не поделать.

– Смысл есть только в первых словах – «виконт Норбер», – а остальное идет вкривь и вкось, и ничего не сходится. Не говоря уж о конце фразы, его вообще невозможно понять. «Умер» – кто умер? И еще что-то странное в конце… Ты знаешь, что это может значить?

– Не больше твоего.

– Теперь ты видишь, что, кроме имени Норбера, у тебя ничего нет? Из слов Гаэля можно разобрать только следующее: «Виконт Норбер хлопнул Браза». По-моему, не тянет на обвинение в убийстве.

– Нет. Но дивизионный комиссар зацепился за имя Шатобриана. И давит на меня. Прямо мечтает о громком аресте. У тебя есть соображения на это счет?

– Ты мне не сказал: в тот вечер в трактире, когда лесничий напился и начал всех задирать, он ни с кем не сцепился?

– Вроде нет. Люди привыкли, что лесничий часто надирается и иногда скандалит. То, что он говорит, у них в одно ухо влетает, в другое вылетает, они беседуют как ни в чем не бывало, а хозяин в конце концов выставляет Гаэля за дверь, и наступает покой. Погоди, вспомнил еще одну деталь. В трактир вошла женщина, но она не собиралась ужинать, а погрозила кулаком Гаэлю и крикнула: «Гаэль Левен, ты смерти моей хочешь? Оставь меня в покое, иначе, обещаю, не бывать тебе в раю». И выскочила на улицу. Эта женщина, хозяйка галантерейного магазина, твердо верит в истории с тенями. А поскольку Гаэль – главный «по пиратель теней», она боится его и ненавидит. Не сомневайся, свою работу я знаю – допросил ее по горячим следам.

– Еще до Норбера?

– Перед самым приездом скорой доктору Жафре пришлось срочно уехать на роды. К несчастью, он в суете оставил в том доме телефон, потом весь день принимал пациентов, одного за другим. Так что последние слова Гаэля мы услышали только вчера вечером, когда Жафре наконец с нами связался из дому. Сегодня утром Норбер ушел на свою обычную прогулку в лес, а оттуда – за покупками в Комбур. Погода хорошая, он может задержаться. Не стану же я посылать своих людей, словно стаю собак, охотиться на него в лесу.

– Вернемся к той женщине. Она крупная?

– Здоровенная. Как будто из скалы вырубленная, руки толщиной со свиной окорок. В тот день Гаэль раз пять подряд, а то и больше, наступил ей на голову, то есть на тень головы. По ее словам, проходя мимо трактира, она увидела его там и не удержалась, решила «сказать ему пару ласковых». Оттуда пошла прямиком домой, свидетелей нет.

– Она запросто могла подкараулить его в том же переулке и пырнуть ножом.

– Но угрожать ему на глазах у толпы народа, прежде чем прикончить, – это же накинуть себе петлю на шею.

– Может, она немного туповата, а потому действовала необдуманно.

– Она действительно туповата, в этом нет никаких сомнений. Но главное, она возглавляет банду местных сплетниц. Поливает грязью всех, даже детишек: говорят, она без этого жить не может. Ее зовут Мари Серпантен[4], и ей дали кличку Змеюка, или Гадюка.

– В Лувьеке, похоже, шутников хоть отбавляй.

– Что ты хочешь? Жизнь у них скучная.

– Гадюка, змея, – задумчиво повторил Адамберг. – Может, мы плохо расслышали последние слова лесничего?

– Среди них не было ничего похожего. Я думаю, она чокнутая, не более того. Она мечтала завести семью и кучу детей, но не была ни достаточно мила, ни достаточно умна, чтобы привлечь хоть какого-никакого мужчину. Так и осталась одна в своей галантерее. Знаешь, чаще всего человек говорит плохо о других, когда ему самому плохо. По той же причине он может помешаться на чем-нибудь вроде этих бредней о тенях. У него появляется цель. Но чтобы схватиться за нож – это уж перебор.

– Я тебя понял. Интереснее всего то, что у тебя двое подозреваемых. Кстати, кроме этой женщины, в список можно занести всех тех, кого Гаэль дразнил, наступая на их тени. Ты нашел какие-нибудь отпечатки?

– Да, и очень странные. Убийца как будто поскользнулся, ступив ногой в кровь. Скажем так: это смазанные отпечатки с нечеткими рельефными полосами.

– Скорее всего, убийца надел на обувь пластиковые пакеты и завязал. Думаю, вы перетрясли все помойки в округе. Вы искали перчатки и пакеты?

– С самого рассвета. Ни перчаток, ни пакетов – ни следа.

– А Норбер? Когда он ушел из трактира?