-- Здравствуйте, Шихов, -- сказал Ратинович, подойдя к человеку с ребёнком, и хотел было протянуть ему руку, но удержался, сообразив, что обе руки Шихова заняты.
-- Ага, -- ответил Шихов, -- здравствуйте! -- он подошёл к столу и положил на него немецкую книжку, очевидно, отказываясь от неё на время посещения гостей.
-- Это что, опять Спиноза, -- насмешливо сказал Ратинович, -- доучиваете наизусть?
-- Как же, -- добродушно ответил Шихов, -- Спиноза в руках, а на столе что? -- и он показал на развёрнутый журнал.
-- Мой, Беккер! Не стой! -- сказал Рыбковский, подходя к человеку, мывшему бельё. -- Бог труды любит!
Беккер был его приятелем и сожителем по квартире, но ему и в голову не пришло предложить Беккеру свои услуги по части белья.
-- Если вы устали, Михаил Самойлович, -- прохрипел Броцкий с наивысшей вежливостью, на которую только был способен, -- то я заменю вас.
-- Нет, ничего! -- возразил Беккер, поднимая над корчагой какое-то белое одеяние, весьма смахивавшее на женскую рубашку, и принимаясь его скручивать и выжимать из него воду.
Дети, игравшие в соседней комнате, услышав приход гостей, выскочили из-под ситцевой драпировки. Их было трое. Впереди бежала девочка лет четырёх, с большой головой, смуглым личиком и большими чёрными глазами, в одежде, сшитой из тёмного ситца и состоявшей из коротенькой кофточки и таких же коротеньких панталончиков.
Увидев Рыбковского, она тотчас же обхватила его ногу обеими ручками и стала карабкаться вверх.
-- Дядька, дай гостинца, гостинца принёс, дядька? -- кричала она.
-- Цицинца! -- повторил маленький толстый мальчуган в красной рубашонке и с вязанной шапочкой на голове, ковыляя сзади на своих коротких ножках.
В одной руке он держал щепку, а в другой огромный остроконечный нож туземного изделия и даже на ходу продолжал скоблить лезвием кусочек дерева, тщетно стараясь срезать с него стружку.
Девочка лет шести, с белокурыми волосами, рассыпавшимися по плечикам, одетая в короткое бумазейное платье, из которого она уже успела вырасти, шла сзади всех, волоча за собой несоразмерно длинную и тонкую куклу или, лучше сказать, обнажённый остов куклы, так как на ней не было ни малейших признаков одежды. Девочка держала куклу за ногу, и фарфоровая голова её со стуком поскакивала по неровным доскам пола, вздрагивавшим как фортепианные клавиши, когда кто-нибудь наступал на их другой конец.
-- Вот гостинца, -- сказал Рыбковский, нагибаясь к младшей девочке.
В руках у него, неизвестно откуда, оказалось крошечное берестяное лукошко, наполненное мелкими красными ягодами. Он успел собрать смородины, когда ходил за цветами для Марьи Николаевны.
Девочка жадно схватила ягоды.
-- И с Мишей поделись, -- сказал Рыбковский. -- Мишенька, хочешь ягодки? -- спросил он, переходя от девочки к мальчику.
-- Хочешь! -- ответил Мишенька, поднимая вверх своё невообразимо замазанное личико.
-- Не дам, -- сказала девочка, прижимая к груди лукошко, -- я сама съем!
Несколько ягод, перекатившись через край лукошка, расплюснулись и окрасили розовым пятном ситцевую грудь кофточки.
-- Не даёт! Драннит (дразнит), -- пожаловался мальчик, указывая на девочку рукой.
Марья Николаевна, замешкавшаяся сзади, только в эту минуту вошла в горницу.
-- Здравствуйте, Шихов! -- сказала она громко и весело.
В её глазах как будто ещё блистало отражение свежих зелёных волн реки, на которых недавно она колыхалась в лодке.
Шихов, успевший снова углубиться в журнал, повернулся так быстро, что задел прорехой блузы за угол стола и окончательно перервал её. Она получила теперь вид камзола с болтавшимися полами.
-- Здравствуйте, -- сказал он, протягивая гостье свободную левую руку.
Ребёнок, которого он, вероятно, неловко придавил, вдруг возвысил голос на несколько тонов.
-- Дайте, дайте сюда ребёнка, -- сказала девушка, -- а где Сара Борисовна? Он, вероятно, есть хочет.
-- Сара там возится с коровой, -- сказал Шихов, делая неопределённый жест рукой куда-то в сторону. -- Хотите чаю? Я затоплю камин, -- прибавил он, делая слабую попытку выказать гостеприимство.
-- Не надо; мы только что пили, -- сказала девушка, -- лучше я маленького посмотрю.
И она принялась развёртывать ребёнка на одном углу того же большого стола, ибо в комнате не было никакой другой подходящей мебели.
Кранц, успевший переодеться, тоже вошёл в комнату. Теперь он был облечён в серый суконный костюм, почти не ношенный, но видимо слежавшийся от долгого пребывания в ящике. Ворот его рубашки был повязан разноцветным шёлковым шнурочком с кистями на концах. Другой чёрный шнурок простирался по серому жилету, оканчиваясь в кармане и указывая на присутствие часов. Кроме переодевания, Кранц, очевидно, помылся, ибо лысина его блестела как заново вычищенная кастрюля.
-- Как на бал, -- сказал Броцкий, окидывая его с ног до головы испытующим взглядом.
Кранц, не отвечая на задирания, подошёл к столу и стал помогать девушке возиться с ребёнком. Беккер положил на скамейку, стоявшую возле него, ещё один жгут выжатого белья.