-- Я буду держать корму! -- объявила она, снимая кормило с бортов лодки и погружая его в воду ребром.
Лодка немедленно повернулась вдоль по течению. Рыбковский с ожесточением стал грести левым веслом, стараясь воротиться на прежний курс. Задние гребли изо всех сил, стремясь воспользоваться как можно лучше неудачей соперника. Они уже почти настигли переднюю лодку.
-- Догоняют, догоняют! -- воскликнула девушка. -- Не надо кормы! Я тоже буду грести, Семён Петрович! Сядем грести вдвоём!..
И, бросив кормило на дно лодки, она стала пробираться в носовую часть, чтобы завладеть одним из вёсел Рыбковского. Рыбковский с широкой улыбкой посторонился, давая ей место на скамье.
-- Правда, вдвоём лучше? -- спрашивала Марья Николаевна, обхватывая ручку весла своими небольшими ручками, затянутыми в старые чёрные перчатки, потёртые и заштопанные на пальцах.
-- Конечно, лучше! -- энергично подтвердил Рыбковский. -- Какое может быть сравнение, двое или один?
Но в это время он сделал такой сильный взмах веслом, что лодка повернулась, и нос её направился в сторону лугового берега.
Задние уже проплывали, но Ястребов вдруг сделал сильное движение кормовым веслом и тоже повернул свою лодку носом к нижнепропадинким неводным вешалам.
-- Зачем вы? -- закричали гребцы. -- Куда вы правите?
-- А они куда едут? -- проворчал Ястребов.
Гонка по необходимости прекратилась. Рыбковский грёб, едва шевеля руками, чтобы не пересиливать спутницу, которая ни за что не хотела оставить весло. Общество медленно переезжало реку, обмениваясь весёлыми замечаниями. Кранц успел-таки пересесть в лодку Марьи Николаевны и, поместившись на корме, добросовестно ворочал кормилом в воде, стараясь направлять лодку, куда следует. Впрочем, умение его не соответствовало усердию, -- каждый раз он забывал, куда нужно поворачивать кормило, и желая повернуть лодку вправо, поворачивал её влево. Наконец, лодки стали огибать стрелку, вытянувшуюся вдоль устья другой большой реки, Камоя, впадавшей в Пропаду как раз против города.
Через полчаса обе лодки вошли в Камой и толкнулись носом о пологий песчаный берег.
-- Марья Николаевна! Я вас вынесу! -- решительным тоном объявил Ратинович, быстро соскакивая в воду в своих высоких сапогах и подходя к первой лодке.
Рыбковский стоял в воде с другой стороны, тоже простирая руки и безмолвно предлагая свои услуги.
-- Разве я ребёнок? -- возразила девушка. -- Я сама выйду! Вы лучше подтяните лодку на берег!
Рыбковский и Ратинович ухватились за носовую иглу и потащили лодку. Кранц тоже поспешно выскочил из лодки и подскочил к Марье Николаевне с ковром в руках. В ту самую минуту, когда она готовилась соскочить на песок со скамейки, он ловко раскинул ковёр на земле перед её ногами.
-- Сюда, сюда ступайте! -- с торжеством говорил он.
Марья Николаевна со смехом соскочила на ковёр.
-- Разве я королева, -- шутливо сказала она, -- что вы мне под ноги постилаете ковры?
-- Всё равно, что королева! -- сказал Ратинович, вытаскивая на песок корзину с припасами.
-- Больше, чем королева, -- сказал Кранц с убеждением.
-- Ну, если я королева, -- весело сказала девушка, -- не хочу ступать по голой земле. Давайте ещё ковёр!
И она остановилась в ожидании на краю ковра.
Кранц поспешно сорвал с себя зелёное пальто и разостлал его на песке в виде импровизированного продолжения ковра.
-- Марья Николаевна, -- сказал Ястребов в виде предостережения, -- не ступайте, запачкаете!
-- Пускай, -- сказал Кранц, беспечно махнув рукой, -- не жалко!
-- Запачкаете ноги, -- выразительно прибавил Ястребов, -- это такая грязная ветошка!
-- Наденьте скорее ваше пальто! -- сказала Марья Николаевна, разглядев костюм Кранца. -- Боже, какой ужасный человек. Посмотрите, на что вы похожи.
Костюм Кранца, скрывавшийся под пальто, состоял из коротенькой блузки без пояса, невообразимо засаленной и покрытой какими-то странными зеленоватыми и желтоватыми пятнами, наслоившимися друг на друга.
Кранц занимался медицинской практикой, постоянно возился над составлением лекарств и имел привычку обтирать руки о полы после манипуляций латинской кухни.
-- Он ещё жалуется, что у него нет лекарств! -- ворчал Ястребов. -- Да на этой блузе целая аптека. Выварить её, так можно пользовать больных, по крайней мере, год.
Кранц смущённо надел пальто. Его судьба была вечно попадать впросак именно в ту минуту, когда он намеревался блеснуть ловкостью или другими талантами, дарованными ему природой.
-- Хоть бы у него не было! -- с негодованием сказал тогда Ратинович. -- Этакой скаред! В сундуке две новых блузы, пиджак, сюртук...
-- И куда вы бережёте, -- обратился он к Кранцу, -- на саван что ли?
-- Я забыл переодеться! -- жалобно оправдывался Кранц. -- Прибежал из больницы, заторопился и совсем забыл.
-- Отойдите от него, Марья Николаевна! -- воскликнул Ратинович трагическим голосом. -- О, несчастный! Он прямо из больницы и не переменил одежды! В порах его платья скрыта зараза!