На карнавале чувств

Вернувшись к Мэтту, она снова поднялась наверх и принялась распаковывать вещи, но не устояла и сразу же начала перебирать рубашки Мэтта, которых оказалось совсем немного. Что ж, похоже, он, как и она сама, предпочитает путешествовать налегке. Но это и неудивительно. Ведь ни у кого из них нет настоящего дома.

Когда Эва разложила свои вещи рядом с его вещами, ей вдруг показалось, что каким-то непонятным образом их мимолетная связь переросла в нечто постоянное. Вот только непонятно, почему она теперь улыбается, а не бежит сломя голову за дверь.

Потом Мэтт заказал обед, но они так много разговаривали, что суп остыл раньше, чем они до него добрались. Мэтт так искренне и открыто делился с ней всем накопившимся в душе, что Эва даже забыла о своей привычной скрытности, и они все говорили и говорили до вечера, пока их идиллию не нарушил стук в дверь.

Мэтт пошел открывать, и Эва сразу узнала слишком красивое лицо Франко.

– Это ко мне, – объявила она, оттесняя Мэтта в сторону. – Я же уже сказала «нет».

– Cara, я не принимаю отказов.

Франко втиснулся в джинсы от «Дольче и Габбана» и надел подчеркнуто измятую футболку, словно хотел произвести впечатление на какую-то малолетку, но на Эву подобные фокусы уже давно не действовали.

– Очень жаль, но я все равно ничем не могу тебе помочь. Это частный дом, и тебе здесь не рады.

С этими словами она захлопнула дверь и повернулась к Мэтту.

– Очередной коммивояжер? – спросил он, слегка приподняв бровь. – И что он пытался продать? Лед эскимосам?

Очередной раз поражаясь способности Мэтта угадывать ее состояние, Эва невольно улыбнулась.

– Это хозяин одного итальянского ток-шоу, мечтающий заполучить меня в свой цирк. Извини. Ты отлично придумал отгородиться тут от всего мира, но, к сожалению, куда бы я ни спряталась, мир все равно очень быстро меня находит.

Как бы в подтверждение этих слов зазвенел мобильник. В коротком сообщении Винченцо извинялся за излишнюю навязчивость своего гостя. Что ж, уже хоть что-то.

Но тут Мэтт отобрал у нее телефон и, не глядя, бросил его на столик.

– Может, мир тебя и находит, но ты совершенно не обязана ему отвечать. – Он схватил ее за руки. – В палаццо Деинверно не действуют никакие правила. Если ты чего-то не хочешь, ты не обязана этого делать.

– Спасибо.

Так приятно, что для разнообразия хоть кто-то готов ее поддержать.

Осторожно потянув ее на диван, Мэтт легонько погладил ее по волосам. Прижавшись друг к другу, они нежились в лучах заходящего солнца, и Эва почувствовала непривычную гармонию с собой и со всем миром.

Немного помолчав, она спросила:

– А в Венецию тебя привели воспоминания о жене? Ты говорил, что купил это палаццо для нее.

Его рука замерла.

– Да, я купил его для Эмбер. Но она умерла вскоре после нашей свадьбы и так ни разу здесь и не побывала.

– Жалко.

И Эве действительно было жаль эту уже умершую женщину, что так и не успела насладиться подарком Мэтта, но где-то в глубине души она не могла не радоваться, что она – единственная женщина, которую он любил в этой кровати, обнимал на этом диване и вместе с которой обедал за резным столом.

– В палаццо Деинверно совсем нет привидений, в этом ему не откажешь. Ты знаешь, как переводится это название? Палаццо зимы. А сам я буквально заледенел внутри, вот и решил, что здесь мне и есть самое место.

Сердце Эванджелины болезненно сжалось. Он полтора года тщетно искал спасения от своего горя и вот наконец-то нашел его в ней самой.

Как же глупо. С чего она решила, что сможет хоть чем-то ему помочь?

– Построивший палаццо итальянец выбрал это название, потому что попал сюда зимой из каких-то более холодных мест. Так же как и ты.

– Точно. Но с тобой здесь стало гораздо теплее. Если бы Эмбер хоть раз здесь побывала, я бы ни за что сюда не приехал. Я продал дом в Далласе, который мы вместе покупали, потому что все там ежеминутно напоминало о ней. Наверное, я слишком сильно привязываюсь.

Конечно, привязывается. Смерть любимого человека всегда ломает жизнь таких глубоких людей, как Мэтт. Наверняка они с женой делили не только дом, но и саму жизнь на таком высоком уровне, какого ей ни только никогда не испытать, но даже вряд ли удастся представить.

Мэтт невидящим взглядом смотрел куда-то в окно, и Эва осторожно спросила:

– Тебе тяжело о ней говорить?

– Да, – коротко ответил он, и Эва сразу поняла, что лучше не приставать с расспросами.

Что ж, у него тоже есть право хранить свое горе в неприкосновенности.

– Знаешь, – начала она, разглядывая усевшуюся на мраморный балкон птицу, – раньше, когда у меня постоянно брали интервью, если репортеры начинали задавать вопросы, на которые я не хотела отвечать, я всегда говорила кодовое слово, и менеджер сразу приходил мне на помощь. Давай и у нас теперь будет такое слово. Если один из нас затронет болезненную тему, будем просто говорить кодовое слово, которое значит что-то вроде «больше никаких расспросов, спасай меня».

Лицо Мэтта смягчилось.

– И что же это за слово?

– Выбирай сам. Лучше что-то глупое. Так мы заодно сразу сможем разрядить обстановку и посмеяться.