На холмах любви

– Вы говорили с ним перед казнью?

– Нет, Робби. Ему не дали свидеться ни с кем – ни с родичами, ни с друзьями. Но он умер как человек чести – гордый, невозмутимый. Все плакали – даже палач прослезился. Джеймс смотрел на нас, спокойный. Он сказал: «Я служил принцу, я был верен своим друзьям, я сострадал всем вам, а теперь вручаю свою душу Господу».

Роберт сжал плечо Пата. Они долго стояли и молчали.

Наконец Роберт тихо проговорил:

– Джеймс Грэхем никогда не умрет, Пат. Память о нем будет вдохновлять каждого шотландца. Мы будем оплакивать уход Джеймса, потому что теперь, без него, жизнь каждого из нас стала беднее.

– Пат, – он окинул взглядом согбенную фигуру друга, – пойдемте в замок. Отдохнете у нас? Вы проделали долгий путь.

– Нет, Робби, мне надо еще многое успеть сделать, а времени остается слишком мало.

И Патрик Грэхем медленно пошел вниз по склону холма.

После того как Пат Грэхем рассказал Элизабет Керкленд о смерти Джеймса, она ушла в часовню помолиться о душе Джеймса Грэхема. Проводив гостя, молодая женщина пошла искать мужа, чтобы утешить его. Но, увидев своего любимого на вершине холма, Элизабет решила не беспокоить его – пусть побудет один какое-то время, пусть простится с Джеймсом Грэхемом.

Когда же солнце клонилось к западу, Элизабет взяла детей за руки и отправилась вверх по склону. Услышав детский смех, Роберт обернулся. Какие у него чудесные дети! Какая прекрасная у него жена! То, что природа и без того сотворила совершенным, материнство подчеркнуло еще больше.

За те годы, что прошли после возвращения в Эшкерк, он никогда еще не чувствовал себя таким счастливым. Керкленд вдруг осознал, как это много – иметь жену и детей, которых любишь ты и которые любят тебя.

Элизабет остановилась, дети сразу куда-то побежали. Роберт раскрыл объятия и Бет уткнулась ему в плечо. Любовью и состраданием дышала эта женщина. Керкленд обнимал жену, и боль в его душе потихоньку ослабевала. Он поцеловал Элизабет в макушку.

Бет страшно хотелось утешить мужа. Она чувствовала, как он страдает, ощущала всю глубину его отчаяния. Ах, если бы она могла снять с него это бремя, взять Роберта на руки, как дитя, унести его куда-нибудь далеко-далеко.

– О Боже, Бет, это был такой человек! Зачем он принес себя в жертву Карлу Стюарту?

Элизабет вспомнила страстную преданность Джеймса Грэхема шотландскому королю, и на глазах ее блеснули слезы.

– Он поступал так, как считал нужным, Роберт.

Разве мы можем сомневаться в мудрости его действий? Но мне кажется, Джеймс был из тех, кто стремится умереть молодым.

– Возможно, вы правы, Бет. Я часто думаю, что он принес бы гораздо больше пользы Шотландии своим пером, а не мечом. Разве в такой стране, как наша, государственные деятели нужны меньше, чем солдаты? Разве не выиграла бы Шотландия, если бы Джеймс совершал свои подвиги не на поле боя, а в парламенте? Ах, Бет, разве он не захотел бы жить дольше, если бы увидел, что народ, живущий в его любимой земле, становится свободным?

Элизабет изумленно взглянула на мужа.

– Мне всегда казалось, Роберт, что вы предпочитаете действовать мечом...

– Те из нас, кто не имеет талантов Джеймса Грэхема, берут в руки меч.

Взяв его руку, Элизабет поцеловала ее в ладонь.

– В самом начале Джеймс Грэхем мне очень не нравился. Он мне казался соперником, я ревновала вас к нему. Я хотела, чтобы вы были со мной, а не с ним. Мне нужно было повзрослеть, любимый, чтобы понять, что ради Шотландии можно пойти на все. Слишком многие отдают жизнь за нее. Она – единственная возлюбленная всех мужчин, родившихся на этой земле.

И Элизабет заглянула мужу в глаза. Лицо ее сияло.

– Я люблю вас, Роберт Керкленд. Ваша жизнь придает смысл моей жизни. Я завяну без ваших прикосновений, без вашей любви я умру. Единственное, о чем я молю небо, – дать мне прожить всю жизнь подле вас.

Роберт с обожанием смотрел на жену. Он горевал об утрате Джеймса Грэхема. Он знал, что эта боль не скоро утихнет. Но Элизабет рядом, она поможет ему.

Керкленд нежно поцеловал жену.

– Бет, дорогая моя, не знаю, чем я заслужил вашу любовь. Но достоин я ее или нет, я никогда больше не покину вас.

Так они и стояли, обнявшись, и смотрели, как их дети играют среди вереска.

Громко фыркнул жеребец Олимпиус. И Роберт прошептал Элизабет на ухо:

– Вы помните ту ночь, когда он родился? Бет улыбнулась:

– Я помню каждое мгновение той ночи. Роберт сжал ее в объятиях. Тут кто-то подергал его за штанину.

– Отец, можно я покормлю Олимпиуса? – спросил его маленький сын.

Граф нехотя отпустил Элизабет и, взяв малыша на руки, подошел с ним к жеребцу. Джеймс сунул руку в седельную сумку и достал несколько кусочков хлеба. Тут Роберта опять дернули за штанину. Его двухлетняя дочь тянула к нему свои ручонки.

Роберт обожал этого крошечного херувима, чьи большие карие глаза напоминали ему об Элизабет.

– Ну ладно, малышка. – Он взял дочку на руки и поцеловал в нежную щечку.

– Осторожней. Держите хлеб так, как я вам показывал.

Смеясь, малыши протянули кусочки черного хлеба к морде Олимпиуса. Жеребец наклонил голову и взял хлеб мягкими губами. Дети обожали играть в эту игру.