На хуторе

– У себя на хуторе да не сделать. Либо рук нету. Пару мешков в амбаре нагребем, загоним – и хорош. Надо коней поймать.

Взяли коней, упряжь сыскали, поехали к амбару. А здесь, в темноте, вдруг наткнулись на комбайны. Их пригнали, видно, к вечеру с центральной усадьбы, с ремонта. Петро как увидел, сразу коней остановил.

– Стой, – сказал он. – Пошли.

– Куда? – не понял Юрка.

– Дура… – шепотом проговорил Петро. – Аккумуляторы. У тебя ключи дома есть? Волоки.

Юрка поспешил напрямую, через пустошь, и слишком поздно увидел огонек сигареты на лавочке возле чапуринского двора, но на шаг он успел перейти и даже засвистел независимо.

– Ты, что ли, Юрий? – узнал его управ. – За глиной ездил?

– Ну да… – облегченно выдохнул Юрий. – Привез вот, лошадей отгонял.

– Молодец, сразу взялся, не откладывая. Правильно. Завтра жинка помажет, и я завтра позвоню. Выпишем тебе полсотни кур.

Чапурин вышел проветриться перед сном и рад был, что встретился ему именно Юрка. Не зря, нет, не зря были нынешние слова, весь утренний разговор не зря. Чапурин был очень доволен.

– А я перед сном всегда покурить выхожу, – посмеиваясь, сказал Чапурин. – Тихочко… Хорошо… Звездочки поглядишь. Смотри вон… Гляди… Гляди туда, – оживился он.

Сияла небесная зернь над головой, и в щедрой россыпи Чапурин узрил бегущую звезду. Она плыла высоко, неторопливо пробираясь по небесному плесу через белые отмели и черные бездонные глуби. Она проплыла и ушла.

– Видал? – спросил Чапурин.

– Видал, – соврал Юрка.

– Космический корабль. Люди сидят. И я вот не пойму. В такую страсть, в махотку тебя какую-то запихают – и лети. С богом, по морю-океану. И люди туда стремятся. Подумать, какая там радость? Пустынь мертвая. А идут люди. И неплохие. Головастые, с добрыми руками – работники. Чудно… На небеса стремятся, на заводы, где все горит, идут, в шахты лезут, во льды… А в нашу благодать, при живой земле, – не дюже. А ведь самое человечье – хлеб насущный. Или жалко души. Как думаешь, Юрка?

– Не знаю, – ответил Юрка, переминаясь в нетерпении.

– Ну, иди. Жена ждет. Ты уж ей не вели за людей-то стеречь. Как-то нехорошо.

– Ладно, – ответил Юрка и заспешил к дому, матеря в душе Чапурина и его вечерние привычки.

А Чапурин еще постоял недолго.

Во тьме ночной, в тишине мерно гудели водяные быки, соловьиный щелк перекатывался из края в край; хутор засыпал, засыпала земля, и легкий покойный вей, словно теплое ее дыхание, плыл над миром, согревая холодеющий воздух.

Юрка сбегал домой и обратным ходом дом управляющего обошел. Аккумуляторы сняли на всех трех комбайнах. Поснимали их быстро. Теперь пшеница была не нужна. Аккумуляторы с руками оторвут, они к «Жигулям» подходят.

И гулянка получилась что надо. Едва-едва на заре поднялись и погнали назад, на хутор. Но кони шли плохо, особенно правая, пузатая кобыла. Она и вчера подленивалась, Юрка давал ей кнута. А теперь, поутру, она и вовсе не хотела идти.

– О-о-о занудились… Черти ленивые… Ночь стояли…

Нужно было спешить, и Юрка в лесопосадке дрын выломал и начал охаживать лошадей. Особенно кобыле доставалось, она аж ёкала.

Но ходом пошли, загремела телега.

– Но-о-о, добрые! – орал Юрка. – А ну, полетели!

От центральной усадьбы до Малоголовки пронеслись мигом. А потом, за просторной падью Козинкой, кобыла начала приотставать. А хутор лежал уже рядом, под горой.

– Ну, добрая! – кричал Юрка и раз за разом охаживал дрыном кобылу, все более злясь. – Ну, падаль колхозная! – лупил он ее и лупил.

– Давай! – кричал Петро. – Поори!

Кобыла повалилась на ходу, путая постромки. Телегу занесло поперек дороги.

Юрка выпрыгнул из телеги, поднял дрын над головой.

– Спотыкаешься, стерва! – Но вдруг он замер и проговорил тихо: – Петро… Жеребится. Она жеребая.

Глядеть было страшно.

Под горою послышался гул машины. Она могла идти и сюда, верхней дорогой.

– Срываемся! – сказал Петро.

И они кинулись вниз, к яру, по глубокой балке, чтобы потом берегом Ильменя и займищем пройти в хутор.

Машина прошла внизу, к Вихляевке. А сверху, с горы, слышны были хрип и придушенное ржанье.

К домам добрались и завалились спать. Но как следует выспаться им не дали, в контору вытребовали обоих разом.

Они пришли хмурые, злые. Чапурин сидел за столом.

– Слушайте меня, – сказал он. – Аккумуляторы сняли вы. Я знаю.

Петро и Юрка кинулись к столу, перебивая друг друга.

– Ты чего?!

– Нашел крайних!

– Докажи!

– Молчать! Слушайте меня и молчите. Сняли вы. Завтра утром чтоб все было на месте. Иначе посажу по статье, – Чапурин говорил устало и в окно глядел. – И кобылу забили вы. Заплатите за нее и за жеребенка, – он повернулся от окна, поглядел на Юрку и спросил: – За что ее? Она ведь жеребая… Вы чего, не видели? Ох, зверье, зверье… Вон отсюда, – проговорил он негромко, но так, что Петра и Юрия мигом выдуло во двор.

Они ушли. Чапурин положил голову на стол и сидел. Дурная была какая-то голова, словно гулял неделю на свадьбе, а теперь майся. И на душе так муторно было, просто не хотелось жить.

И во двор идти не хотелось. Там кобылу привезли, начали обдирать.

Живая душа