На Килиманджаро все в порядке

Однако похоже, что с тех пор никто нигде и никогда его не встречал. Ни в одном географическом обществе в списке членов нет его имени. О нем не упоминает ни одна газета того времени. Никогда больше не вернулся он в родную деревню, где тщетно ожидает его статуя. Правда, марсельские матросы утверждают, что некий господин, по описанию очень похожий на «великого исследователя», часто расспрашивал их о путешествиях. Он угощал их наливкой и давал открытки, прося: «Отправьте, пожалуйста, эту открытку из Мехико».

Но кто же пишет историю великого человека, основываясь на матросских россказнях? Его недруги — а у каждого льва есть свои блохи — злорадно повторяют несколько фраз, действительно загадочных, из одной открытки Мезига к мадемуазель Писсон, отправленной на восьмом году его великого странствия: «Итак, они воздвигли мне памятник. Все погибло, я никогда больше не смогу вернуться. Аделина, я осуществил твои мечты о славе, но какой ценой!»

Так или иначе, остается фактом, что вплоть до 1913 года никто не мог сказать, что произошло с человеком, который впоследствии за свой эпистолярный дар был прозван «Провансальским бардом». Граждане Тушага утверждают, что он погиб от недостатка кислорода во время восхождения на Эверест; то же мнение высказывает и профессор Корню в предисловии к первому изданию «Странствий и приключений».

Однако опубликованные в 1913 году полицейским комиссаром Пюжолем «Воспоминания о старом Марселе» бросают новый свет на «Провансальского барда» и его печальную участь: «20 июня 1910 года, четверг (запись полицейского). Сегодня скончался от разрыва сердца Альбер, парикмахер из квартала Вье-Пор, который подстригал мне бороду и усы целых двадцать лет. Я нашел беднягу в его мансарде, окна которой выходят на пристань. В руке он сжимал письмо, смысл которого, признаться, остался для меня темен.

„Дорогой господин Мезиг Альбер, — говорилось в письме. — Я получила вашу последнюю открытку из Рио-де-Жанейро (Бразилия), за которую спасибо. Вы можете продолжать, но знайте, что вот уже двадцать лет меня зовут мадам Аделина Пишардон, ибо я сочеталась узами законного брака с Пишардоном Мариусом, известным парикмахером, которому подарила уже семерых детей. Вследствие этого разрешите рассматривать ваше брачное предложение, сделанное в присутствии свидетелей 2.6.1885 года, как несуществующее и не влекущее последствий. Я хотела сообщить вам об этом раньше до востребования, как обычно, но г-н Пишардон каждый раз был против, ибо, во-первых, он получает большое удовольствие от чтения ваших открыток, а во-вторых, благодаря вашим трудам у него собралась отличная коллекция марок. Должна, однако, с сожалением сообщить, что в ней недостает розовой Мадагаскарской за пятьдесят сантимов, на что он постоянно горько сетует, и это отравляет мне жизнь. Я уверена, что вы не сделали это нарочно, чтоб его позлить, как он думает, и что это простая забывчивость с вашей стороны. Вот почему я прошу вас немедленно восполнить пробел“». И подпись: «Навеки ваша Аделина Пишардон», подпись, которая сводит вечность к ее истинным размерам.