На килограмм души (сборник)

Квартирка, в общем-то, даже приличная. Уютная комната, аккуратная кухонька, полностью обеспеченный санузел… Зачем все это? Виктор, будь его воля, с утра до вечера лежал бы на кровати, даже не открывая глаз. Только его воли нет и никогда уже не будет.

«Встать, подойти к входной двери» – бесплотный, равнодушный голос в сознании, едва отличимый от собственных мыслей.

Можно ослушаться. И получить мощнейший разряд дикой, невыносимой боли. Можно ослушаться трижды в день – и умереть. Безусловно, это было бы лучшим выходом. Виктор даже пробовал прибегнуть к нему несколько дней назад. Увы, организм с его проклятым инстинктом самосохранения не позволил ему ослушаться Регулятора даже во второй раз. А сейчас момент упущен. Пытаться бороться с Регулятором единственным возможным способом – уйдя из жизни – можно только в самые первые дни. Сейчас Виктор прекрасно понимал, что он сломлен, подчинение стало чем-то вроде безусловного рефлекса.

Вот и сейчас, он сам не заметил, как оказался перед белым пластиком входной двери. Однако руки не делали попытки открыть замок – такая команда еще не поступала. Могла, кстати говоря, и вообще не поступить, в приказах Регулятора логика присутствовала не всегда.

«Открыть дверь, выйти на улицу» – команды снова оказались спаренными.

Такое случалось не часто, и никогда, совсем-совсем никогда не бывало указаний на какую-то более-менее сложную последовательность действий. В противном случае это было бы лишение свободы малой тяжести. Виктор ни раз уже ловил себя на мысли, что думает об этом наказании как о неком недостижимом идеале. Право самолично выбирать себе еду, почти свободное перемещение внутри квартиры, о, Боже!..

«Налево до перекрестка».

Самое, пожалуй, страшное, что Виктор отдавал себе отчет в весьма скором прекращении существовании Виктора Карригана (он не стал менять имя) как самостоятельной личности. Месяц, год – кто знает? Едва ли дольше, скорее, наоборот. А затем, даже если кому-то вдруг придет в голову избавить его мозг от Регулятора, это ни к чему хорошему не приведет.

Вдали показалась машина – старая развалина на дизельном топливе – и у Виктора непроизвольно все сжалось внутри. Память об еще одной попытке самоубийства. Небрежно шагнуть под колеса автомобиля, что может быть проще для доведенного до отчаяния человека?

Стоило бы подумать, что Регулятор окажется значительно расторопней медлительных человеческих мышц – Виктор тогда не смог даже сдвинуться с места. А мгновением позже, разумеется, был вознагражден болью. Той самой болью. Регулятор не позволил ему упасть и привлечь внимание прохожих. Со стороны все выглядело так, словно праздно прогуливающийся человек вдруг остановился, о чем-то на минуту задумался и, как ни в чем ни бывало, продолжил свой путь. А слезы на глазах – от боли и от злости – кто их видел?

На сей раз, прогулка длилась совсем недолго, пройдя два квартала, Виктор повернул обратно и через десять минут уже закрывал за собой дверь.

Быстрый взгляд на часы – Карриган привык делать это украдкой – принес облегчение. Двадцать ноль три. Это значит, что он имеет право отправиться в кровать. И у него будет целых пятнадцать минут на то, чтобы заснуть. За это время, если Виктор не станет открывать глаз, Регулятор оставит его в покое, не донимая никакими командами. Эти пятнадцать минут в сутки были счастливейшими мгновениями в нынешней жизни Карригана. Это были мгновения если не свободы, то хотя бы иллюзии свободы. Однако, к исходу отведенного срока стоило заснуть – второго шанса в течение суток не предоставлялось, и Лишенному свободы предстояло бодрствовать до двадцати часов следующего дня.

Научиться засыпать быстро оказалось совсем нетрудно, человеческий организм легко адаптируется к условиям, действующим постоянно. Более того, Виктор приучил себя максимально использовать отпущенные ему минуты, не выходя за пределы лимита.

Однако, в последнее время Карриган тратил драгоценные пятнадцать минут весьма странным образом. Он пытался разговаривать с Регулятором. Что было в этом, безумная надежда найти выход из ситуации, разжалобив бездушный механизм, или просто жажда общения с единственным доступным собеседником? Ответа на этот вопрос Виктор не знал сам.

Беседы с Регулятором были делом тем более нелепым, так как оставалось неизвестным, к кому, собственно, обращается человек. Что (или кто?) такое Регулятор не знал никто, кроме разработчиков да самых высокопоставленных чинов Департамента Контроля Поведения. Поговаривали, что всем этим людям вживлен упрощенный вариант Регулятора, не позволяющий им делиться информацией об этом. Есть ли тут доля правды – кто может знать?