На кладбище Невинных (СИ)

— Помилуй, Одилон, Это безумный маньяк! Причём тут высшее общество? — Матильда де Шерубен была шокирована. — Послушать этих глупцов, так в обществе только и делают, что едят людей! Умники…

Она вообще-то была права. Раньше о подобном никто не слыхивал.

Лакей доложил о приходе его светлости герцога Жюле де Машо д'Арнувиля, ещё одного племянника маркизы.

— Ну, наконец-то, Жужу! — Мадам де Граммон просто обожала его. — Что говорят при дворе? Там уже известно об этом ужасе с бедняжкой Розалин?

Герцог д'Арнувиль тяжело плюхнулся в кресло. Маркиза снова поморщилась, но ничего не сказала.

— Король в Шуази, но ему доложили. Чудовищное преступление. Его величество был просто шокирован. Приказано разыскать негодяя во что бы то ни стало.

Девицы постепенно начали разъезжаться — в труднообъяснимом состоянии отрадной удрученности, или, точнее, испуганного облегчения. Мысль о том, что высокомерная гордячка больше не будет составлять им убийственную конкуренцию, помогала перенести весть об ужасной гибели Розалин, к тому же воображение девиц было девственно: чего они не видели, того не могли и вообразить, а скелетов им доселе видеть не приходилось.

Тем временем Шарль де Руайан, понимая, что сегодня ему уже не придётся радовать гостей маркизы своим искусством, аккуратно вложил лютню в дорогой футляр, инкрустированный золотыми орнаментами и снабжённый прочными заклёпками. Брибри упаковал любимую зубочистку в изящный чехольчик и сложил домино в ящик. Банкир, убедившись, что мальчишка де Шерубен пришёл в себя, расположился за карточным столом, сделав приглашающий жест виконту де Шатегонтье. Несколько развязной, вихляющейся походкой к ним подошёл и юный барон де Шомон, за ним — Лоло, пригласивший к столу Камиля д'Авранжа, и тут Тибальдо ди Гримальди обратил свой тяжёлый взор на дружка — герцога де Конти.

Перед Габриэлем де Конти встала непростая проблема. Жюстин д'Иньяс покидала гостиную, и он, если желал понежиться в эту ночь с пухленькой вдовушкой, то должен был проводить её, между тем намечалась партия в экарте. Герцог на минуту задумался, ощущая себя буридановым ослом. И бабёнка-то так себе, и хотелось отыграться за прошлый, столь неудачный для него роббер, но, с другой стороны, карта непредсказуема и опять может не пойти, в то время как между ног красотки он уж точно найдёт то, что ищет.

Его светлость стал прощаться с маркизой и гостями. Ушёл и Одилон де Витри. Уехала и мадам де Верней.

После их ухода маркиза уединилась племянниками Жаном и Жюлем и вела тихую беседу, точнее, слушала последние придворные сплетни о маркизе де Помпадур. Та, будучи любовницей, потребовала, то, что мадам де Ментенон получила, являясь тайной супругой. Узнав, что та, сидя в особом кресле, едва привставала, когда монсеньёр входил к ней, и не проявляла должной учтивости к принцам, принимая их лишь после просьбы об аудиенции, мадам де Помпадур сочла своим долгом во всем ей подражать и позволяла себе всевозможные дерзости по отношению к принцам крови. Многие ей подчинились — кроме дофина, который открыто её презирал. Так или иначе, о манерах этой мещанки злословил весь двор. Ныне все говорили о смехотворных претензиях маркизы, потребовавшей, чтобы её дворецкого наградили королевским военным орденом Сен-Луи — без этого, как ей казалось, он был недостоин ей служить. Несмотря на титул и лоск, она часто совершала подобные оплошности, была мстительна, подвластна страстям, неумна и бесчестна, проявляя черты обычной выскочки.

Робер де Шерубен, не двигаясь, сидел в углу. Он не смог уйти с сестрой и тёткой — не держали ноги. Сейчас, уставившись невидящим взглядом в камин, юноша вспоминал Розалин, этот нежный, только что распустившийся цветок, исполненный прелести и свежего аромата, так ужасно, так безжалостно сорванный и раздавленный в придорожной грязи…

Но как, как это могло случиться? Он сам проводил её с последнего бала. Игривая кокетка, юная и прелестная, Розалин всю дорогу поддразнивала его, стараясь вызвать его ревность, говорила об Армане де Жуайезе, с которым танцевала, о преследованиях Камиля д'Авранжа, рассказывала о Луи де Морли, досаждавшем ей настойчивыми ухаживаниями, восхищалась красавцем де Сен-Севереном, говорила, что ей надерзила Стефани де Кантильен. Всё это было столь невинно, столь безгрешно… Пустая болтовня. У парадного подъезда дома Монфор-Ламори она сказала, что в последнее время её тревожат необычные сны, и они расстались, он видел, как лакей распахнул перед ней дверь.

И в эту же ночь она исчезает. Безумие. Просто безумие.

Но постойте-ка. Робер почувствовал, что упустил что-то. Что-то важное. Какое-то слово, точнее, клочок фразы, обрывок остроты… Розалин сказала ему что-то, удивившее его. Но что? Воспоминание терялось и меркло, ускользая.

Нет, ему просто надо уснуть, забыться, сон освежит его. Робер с трудом поднялся и стал прощаться с хозяйкой. Аббат Жоэль, видя, что де Шерубен едва держится на ногах, предложил подвезти его в своей карете. После их ухода стали собираться и племянники маркизы, она вышла проводить их.