Услышав об опытах Блондло, во Францию поехал знаменитый Р. Вуд[101]. Ко времени его приезда Блондло пользовался большой алюминиевой призмой и катодом Нернста, расположенным в гильзе с двумя маленькими щелями, шириной около двух миллиметров каждая. Получающийся луч падал на призму и преломлялся. Блондло мерил при этом коэффициент преломления с точностью до трех значащих цифр. Он выяснил, что его луч не является монохроматическим, что в N-лучах имеется несколько различных составляющих, и для каждой из них он определил показатель преломления. Он мог измерить три или четыре показателя преломления, и каждый с точностью до двух или трех значащих цифр. В присутствии Вуда он повторил некоторые из своих измерений, демонстрируя, с какой точностью они воспроизводятся, и все это в темной комнате.
Это продолжалось довольно долго. Вуд убедился в том, что Блондло очень тщательно проверяет все результаты, измеряя положение маленького кусочка бумаги с точностью до десятой миллиметра, хотя сама щель была шириной в два миллиметра. Вуд заинтересовался этим обстоятельством. Он сказал: «Как же это может быть с точки зрения простой оптики, чтобы с помощью щели шириной в два миллиметра удавалось получить настолько тонкий луч, что его положение можно определять с точностью до десятой миллиметра?»
Блондло объяснил: «Это — одно из самых удивительных свойств лучей. Они не подчиняются обычным законам физики в том виде, как мы их понимаем. Эти лучи нужно рассматривать сами по себе. Для них нужно открыть их собственные законы»[102].
Вуд все это выслушал и попросил Блондло повторить некоторые из измерений. А сам, воспользовавшись темнотой в комнате, спрятал призму в карман. Но это не помешало Блондло получить в точности такие же результаты, что и раньше. Позднее Вуд поступил довольно безжалостно, опубликовав рассказ об этом.
Роберт Вуд побывал в лаборатории Блондло очень некстати: французскому ученому как раз собирались выдать медаль и денежную премию в 20 000 франков на ежегодном заседании академии. Впрочем, премию Блондло все-таки вручили, но не за N-лучи, а «за долголетние труды в науке». Но Блондло все равно пребывал в расстроенных чувствах; вся эта история так подействовала на него, что в конце концов привела к сумасшествию и преждевременной смерти.
Но что же все-таки произошло, неужели Блондло и все его последователи были мистификаторами и обманщиками? Безусловно, нет. Коллеги отзывались о профессоре Блондло как о весьма порядочном человеке и серьезном ученом. Да и многие из тех, кто «видел» открытые им лучи, тоже, несомненно, были людьми честными — например, упомянутый Жан Беккерель. Но тут надо вспомнить о «фоне», на котором появилась «открытие» Блондло. Это было время, когда после ошеломляющего открытия Рентгеном Х-лучей все физики бросились на поиски невидимых излучений. И вот, желая не отстать от своих коллег, Блондло принял желаемое за действительное. Работая на пределе чувствительности глаза, он, видимо, принял за физический эффект ее естественные колебания, то есть, образно говоря, «наблюдал воображаемые лучи мысленным взором». Ну а на его многочисленных последователей давил авторитет статьи профессора в академическом журнале. Не такое уж редкое в научной среде явление.
Кто зажег «вольтову дугу»
Раскроем толстый томик «Собрания физико-химических новых опытов и наблюдений», изданный в Петербурге в 1801 году. Автор — Василий Петров[103], «профессор физики при Академиях Санкт-Петербургской медико-хирургической и свободных художеств». Через год Василий Владимирович Петров войдет в историю науки как первый исследователь электрического дугового разряда — дуги Петрова. Пройдет еще время, и дуга, горевшая на рабочем столе Петрова, засверкает «в свече Яблочкова» в 1878 году перед изумленными парижанами. В сорок лет Петров напишет о себе так: «Я природный россиянин, не имевший случая пользоваться изустным учением иностранных профессоров физики и доселе остающийся в совершенной неизвестности между современными нам любителями сей науки»[104].