Фильм оказался отстойным. У Леи уже начали потеть ладони и порции поступаемого воздуха сокращались с каждой секундой, когда она начала понимать, к чему ведет сцена. Сквозь источаемое напряжение она почувствовала, как Кир с опаской взглянул на нее. Для эффекта кровожадности сценаристы добавили откровенную сцену насилия. Кулаки Леи сжимались, пока девушка отчаянно боролась с собой. Кир сделал какое-то движение, но она не успела заметить, чего хотел парень. Тошнота подкатила к горлу, и Лея выбежала из зала.
В женском туалете ее вывернуло. Все тело содрогалось от приступа панической атаки. Кислород никак не заходил в ее легкие, сколько бы Лея не пыталась делать вдох. Глаза слезились, то ли от того, как ей было плохо, то ли от собственного бессилия. Трясущимися руками девушка открыла кабинку.
— Лея… — страдальческим голосом произнес Кир. Можно было спорить, кто из них сейчас кого бледнее.
В глазах все плыло, пока она полоскала рот. Кир хотел кинуться к ней, чтобы успокоить. Но остановился, словно от удара о невидимую стену, которую она опять выстроила. Лея пятилась к стене от него. Снова. Неужели ничего не изменится? Неужели она навсегда обречена быть заложницей собственных страхов? Даже с ним? Такого мучительного выражения на его лице Лея никогда не видела. И готова была поклясться, что слышит звук разбивающихся сердец о кафель на полу.
— Я ненормальная, — обреченно смогла выдавить девушка, — я не могу это победить. Я думала, что могу, — имея в виду танец и их поцелуй, — но я не могу. Это сильнее меня, — говорила Лея, скатываясь по стенке на пол.
Какие-то девчонки вышли из кабинок, сморщившись от развернувшейся сцены и присутствия Кира в женском туалете.
— Валите! Что уставились? — рявкнул он на них.
Лея задыхалась, и было ощущение, что она сейчас лишится чувств или вообще умрет. Рамки реальности снова опасно расшатывались. И ее сознание готово было расколоться. Кир вышел и через минуту вернулся с бутылкой воды. Только после того, как Лея сделала несколько глотков, ее дыхание стало восстанавливаться. Хотя тело по-прежнему трясло. Кир сел рядом и нежно провёл по ее волосам, он взял прядь волос и начал ее накручивать, поглаживая большим пальцем. Это движение имело какую-то магию, которая успокаивала Лею.
— Увези меня отсюда, пожалуйста… — она запнулась на полуслове, чуть не сказав «домой» — у меня даже дома нет, — еле слышно произнесла девушка с рыжими волосами. — У меня нет места, куда я могу вернуться.
Вот почему всегда так происходит? Почему, когда тебе плохо, то мозг как черная дыра собирает в себя только плохое? При панической атаке худшее, что ты можешь сделать, — это накручивать себя.
— Поехали, — мягко и ласково сказал Кир, как будто утешал маленькую девочку.
Когда Лее удалось, наконец, совладать над своими мышцами и подняться, Кир снял чёрную толстовку и протянул ей. На непонимающий взгляд, он пояснил, что кофта с капюшоном. Лея стала моделью и работает со многими брендами, ни к чему ей посторонние взгляды сейчас. Где-то тонкой нитью чистого разума ей удалось оценить заботу Кира о том, что его не касалось. Это было удивительным.
Кир помог Лее выйти из машины, подав руку. И задержал взгляд на ее пальцах. Интересно, ему тоже кажется, что они как у иссохшего мертвеца? По крайней мере, Лея именно так и чувствовала себя сейчас. Как будто все силы разом покинули ее тело. С болезненным чувством девушка посмотрела на лестницу, которую ей необходимо было преодолеть. В данный момент она ей виделась как непосильное препятствие. От сделанного первого шага в ушах загудело. Пространство сузилось до одной полоски. «Всего лишь 24 ступени», — утешала себя Лея, зная, сколько их, наизусть. Голова как будто налилась железом, и она снова почувствовала тошноту. Но внутри уже нечему было выходить. И до Леи дошло, что это от головокружения. «Еще немного, только не падай…», — словно из темноты своего сознания просила она себя. Но пространство постепенно исчезало, как выключаются лампы в длинном коридоре.
— Кира… — еле слышно произнесла девушка, когда успела услышать его древесно-ореховый запах. И провалилась в бархатную темноту.
В заваленном коробками доме, где хранились вещи вместо шкафа, она бежала в свою комнату. Порванными тапочками она наступала на окурки, которые валялись по всему коридору. Девочка споткнулась и потеряла один. Ей не следовало оборачиваться, не следовало останавливаться, чтобы взглянуть на его красное лицо и налитые кровью глаза навыкат. Но она все еще не понимала, почему он до нее дотронулся так. Иногда он ее гладил, иногда бил. Она уже привыкла. Ее отравленный разум не научился понимать, что такое чувства. Где во всем этом была правда? И что было хорошим, а что плохим. Но сегодня, там, — на диване, — он погладил ее лицо, как делал обычно, когда был в хорошем настроении. А потом опустил руку на ее только созревающую грудь.