На кончиках пальцев (СИ)

Прогулка затянулась. Даже чувство голода не сильно беспокоило парня. Его лишь немного тревожило, что он оставил Джорджа одного. Проведя почти весь день на пляже, он вернулся домой, нехотя поужинал, но чувство беспокойства не оставляло его. Что-то будто ело изнутри. И он, не особенно довольный собственным решением, всё же аппарировал к Гриммо. Топтался недалеко от входа, понимая, что скорее всего не будет желанным гостем в доме Гарри. Он понимал, почему письмо мамы обернулось категоричным отказом. И понимал Гарри, которому тоже нужно было прийти в себя после пережитого. Едва ли месяца хватило бы. Всё это сплошное понимание капало на него тяжелой ношей, но он будто открыл глаза, теперь картина мира представала перед ним чётче и главное предметнее. Решение зачем-то проведать Героя было скорее вынужденным, но слишком много плохих решений он принял, чтобы сейчас жаловаться. Воздух стал прохладнее, предвещая летнюю ночь, но Рон всё так же стоял недалеко от поворота к улице, где располагался дом, спрятанный заклятием Доверия. Странно. Он знал, что Гарри уже не испытывает того доверия к нему, что раньше, но дом почему-то не спрятался. Задумываться, почему, было лень. Лазить в памяти, пытаясь понять магию пространственных изменений, копаться в знаниях, чтобы сделать нужные выводы. Для Гермионы он бы постарался. Но для себя стараться не хотелось. Наверное потому, что сам он себя считал временно не важным.

Сразу он даже не понял, что увидел. Перед ним метрах в пятидесяти появился Гарри, держащий Малфоя за руку. Он исчез так быстро, что Рон позже совсем уверился, что ему показалось. Хотя выглядели оба так, будто не спали несколько лет. Такими он не видел ни одного, ни второго. Он испугался того, что увидел. Аппарировал на Диагональную аллею, зашел в первый попавший бар и заказал выпить. Грудастая официантка широко ему улыбнулась, явно узнав. Хозяин поставил выпивку бесплатно, что оказалось очень кстати, с собой у Рона не было ни кната, но не вызвало никакого удовольствия. Раньше он почувствовал бы радость. Что его узнали, признали, угостили. Что ему благодарны. Что… Что сейчас не имело никакого значения. Он долго сидел один, отвернувшись ото всех, чтобы не провоцировать никого на общение. Хозяин смекнул настроение Героя войны и наложил Полог Тишины, то ли пытаясь угодить, то ли искренне жалея парня, и понимая его желание побыть одному. Но домой вернуться так и не смог.

Он отправил маме записку через камин. И сидел, сидел, сидел один, пытаясь всё же уложить в голове свои мысли. О Джинни, о Гермионе, о Гарри и его хорьке. О маме с папой. О Джордже. Только о Фреде он не мог думать. Не мог. Оказалось, что потеря родного человека — это совсем не то, что осознание смерти кого-то знакомого. Смерть директора сильно отразилась на состоянии Уизли, но не так. Совсем не так. Разбитая на куски душа будто тянула из него все силы. Будто саму жизнь вытягивала из него. И он понимал Джорджа. Ему было во стократ тяжелее. А он… С каждым днем он всё сильнее понимал, что ему нужно жить, вернуться к обычным делам, помогать родителями. Но не мог. Мог только делать вид. А искренних желаний у него почти не было. За исключением одного. Он хотел вернуться.

И как только он сообразил это, он тут же аппарировал обратно к особняку на Гриммо.

Увидеть на улице солнечный свет, яркий, почти полуденный, он никак не ожидал. Но присел на скамейке на площади, наложил чары Отвода Глаз и просто ждал. Волнение внутри как-то успокоилось. Будто он точно был в том месте, где должен был быть. Возможно, он немного задремал. Но его рвануло из полусна вспышкой магии. Он присмотрелся, но ничего не заметил. Только знал, что сейчас что-то случится. Что-то уже случилось. Его взгляд блуждал по территории вокруг, ни за что не цепляясь, как внезапно он краем глаза уловил движение. Замер, чтобы не спугнуть видение и наблюдал, как Гермиона, Гарри, Малфой и еще кто-то устало идут к дому. Картинка не просто дрожала, её почти не было. Их очертания угадывались. Лица были словно нарисованы, и художник, что приложил руку к этому «искусству», явно был поклонником ужасов Дали. Потому что даже так, урывками, смотреть на них было страшно. Словно мёртвые, они еле передвигали ноги, и воображение Рона дорисовывало скелеты в мантиях вместо тел. Неожиданно Гермиона чуть не упала, изображение стало чётче, и стало ясно, что их пятеро. Что ещё есть какой-то мужчина и кто-то, плывущий по воздуху. Лицо женщины было настолько худым, настолько бледным, что это вполне могло быть чьё-то тело. Всего мгновение спустя они исчезли из виду, и даже мельком, даже крайним зрением невозможно было ничего разглядеть, но дверь на Гриммо открылась и закрылась.

Рон встал. Он ожидал, что будет шокирован подобным зрелищем. Но нет. Он не испытывал никаких эмоций, наверное, ему нужно было немного времени для генерирования хоть какой-то реакции.

—