На кончике карандаша

Я тяжело вздохнула, ветренные осенние ночи хуже всего. Даже зимой будет проще. О том, чтобы починить крышу, не приходилось даже мечтать. Сейчас я откладывала деньги на новую поленницу, которая поможет протянуть до весны.

Укрывшись с головой всем, что нашлось на кровати, я провалилась в сон.

Утро незаметно прокралось в мой дом, освещая кухню желто-розовыми лучами солнца. В холодные сезоны, я всегда спала тут, поближе к печи, чтобы не отапливать спальни.

Ночные страхи и переживания растаяли с рассветом. За столько зим я уже научилась не замечать их, гнать, да запихивать в самый дальний уголок своей души. Прошлого не изменишь, а мне надо жить дальше.

Кочергой я аккуратно достала угли из печи и переложила их в основание плиты, щедро поливая розжигом. Чиркнув спичкой, я наблюдала, как бока черных головешек покрываются оранжевым свечением. Железная поверхность плиты начала медленно нагреваться от их жара.

Я плеснула в ковш козьего молока и поставила его греться. Процесс этот был нескорый, поэтому я спокойно отправилась в ванную комнату, не переживая, что оно убежит.

В ванной, я скинула с себя теплый вязанный ночной костюм, несколько пар шерстяных носков и встала под обжигающие струи воды, постанывая от удовольствия.

Да, у нас был водопровод с горячей водой. Самая главная ценность этого дома. Когда-то, сразу после нашего рождения, маме стоило целое состояние, чтобы провести его сюда.

Водопровод был далеко не у всех, эту современную разработку магов, могли себе позволить лишь очень состоятельные люди. Откуда простая швея, с двумя новорождёнными близняшками, взяла такие деньги, оставалось лишь догадываться. Что наши соседи с охотцей и делали, выдвигая самые невероятные теории. О них я узнала из недобрых ртов лишь, когда повзрослела.

И как не прискорбно мне было это признавать, какие-то из них могли оказаться недалеки от истины. Но потребовать правду уже было не у кого.

Одна из соседок утверждала, что ей достоверно известно, что наш с Эллой отец откупился от мамы – узнав о ее беременности – внушительной суммой. На них, потратив все до последней медяшки, она и провела водопровод.

– Вот ведь дура! – Прогнусавила соседка, порядком перебрав ягодных настоек, – да на такую сумму, можно не работая до самой смерти жить. А ей, видите ли, воду горячую подавай, да туалет прямо в избе. Возомнила из себя высший свет.

Может, так оно и было. Кем был наш отец мы с сестрой не знали, хотя неоднократно задавали этот вопрос. Сначала мама отмахивалась вместо ответов, недовольно поджимая губы, отчего всегда начинала выглядеть старше. Но мы не унимались.

Точнее, не унималась Элла. Я бы уже давно перестала спрашивать, видя, как родительница теряется и грустнеет. Но любознательная сестра не оставляла попыток, задавая все новые и новые каверзные вопросы.

Нам было по пять, когда одним теплым летним вечером, мама сама позвала нас на кухню, заварив по кружке ароматного горячего шоколада, что считалось равносильным празднику, и поведала невероятную историю своей любви.

Он – высокий статный красавец-блондин, приехавший к нам в Торну на заработки. Мама была поражена с первого взгляда. Блондин, не прося ничего взамен, помогал ей по двору, да с готовкой. С ее слов, оленина в его исполнении, таяла во рту как снег в летний день. Даже лучшие повара таверны на такое не были способны. Естественно, она влюбилась и в скором времени забеременела нами.

А вот конец красочной истории маминой любви оказался невнятный.

– Нет его больше, сгинул, – снова становясь недовольной, пробормотала она тогда. – Все, надеюсь не будет больше глупых вопросов. А ну, марш к себе в комнату.

Мы с Эллой так и не поняли, уехал наш отец или умер, но вопросов больше не задавали.

Сейчас я сомневаюсь, что в том рассказе было хоть слово правды. Та же гнусавая соседка как-то взболтнула, что понесла мама от незнакомца, чей путь, на беду, пролегал мимо нашей деревни. И случилось это, отнюдь, не по взаимному согласию.

Думать о таком не хотелось, поэтому тему с отцом, как и тему с пропавшей сестрой, я отложила в дальний уголок своей души, стараясь касаться их как можно реже.

После душа, прежде чем выйти из теплого облака пара в выстуженную комнату, я тщательно промокнула волосы сухим полотенцем. Добежав до шкафа в спальне, быстро сменила банный халат на повседневное серое платье, а на плечи накинула шаль из овечьей шерсти для тепла.

Молоко на плите уже начало пузыриться, и я опустила туда пригоршню овсяной крупы. Пока зерна варились, взяла деревянный гребень и неторопливо расчесала свои длинные волосы. Но собирать их в косу не спешила, позволяя полностью высохнуть.

Когда каша была готова, я переместила ковш с завтраком на кухонный стол, а на плиту, предварительно пошевелив угли, водрузила кастрюльку с водой. Нет ничего лучше бодрящего травяного сбора по утрам.

Я переложила горячую овсянку в тарелку, отрезала себе ломоть от, начавшей уже черстветь, булки и села завтракать. После пары ложек каши стало значительно теплее, и я заулыбалась, ловя на лице еще теплые лучи осеннего солнца.