Читаем На коне, танке и штурмовике. Записки воина-философа полностью

В 1951 году я окончил философский факультет с дипломом «С отличием». Мою дипломную работу оппоненты рекомендовали опубликовать, а ученый совет принял решение рекомендовать меня в аспирантуру. Хотя я был беспартийным и аполитичным, хотя имел репутацию «политически неустойчивого», меня все же приняли в аспирантуру на кафедре логики. Поворот страны в сторону «оттепели» уже ощущался в массе мелочей. на мою беспартийность смотрели сквозь пальцы. Как отличник и участник войны, я входил в «золотой фонд» университета. Репутация человека, критически настроенного по отношению к сталинизму, кое-кому даже импонировала. Плюс ко всему формальная логика была признана наукой второстепенной и беспартийной.

Важную роль сыграл мой тогдашний друг Василий Громаков, ставший к этому времени секретарем партбюро факультета. он был прекрасно осведомлен о моих умонастроениях. он не разделял их, но и он был захвачен нарастающим стремлением к переменам и свободомыслию. он был вполне ортодоксальным марксистом-ленинцем, членом партии еще с войны, специализировался по «научному коммунизму». Еще будучи студентом, стал секретарем партбюро факультета. Это много значило в сталинские годы. от него зависело, примут меня в аспирантуру или нет. И несмотря ни на что, он высказался в мою пользу. наши отношения — характерный пример тому, что психологическая, моральная и идейная ситуация в те годы была не такой уж простой. не было тех резких разграничительных линий, которые стали примысливать потом. Этот же человек, которого потом кое-кто зачислил в «недобитые сталинисты», дал мне рекомендацию в партию, зная меня как антисталиниста.

Всеобщее стремление к обновлению, к переменам проявлялось в стране не в прямых требованиях социальных реформ, а в бесчисленных мелких делах, которые казались локальными и частными. о радикальных переменах в системе власти и в образе жизни коллективов открыто не говорил никто. Да и вряд ли кто осознавал необходимость и возможность таких перемен. Потребность в них ощущалась именно в частностях. И в частностях они казались возможными. Те, кто стремился к ним и ратовал за них, делали это целиком и полностью в рамках принятых норм жизни и идеологии. Все ратовали за лучшее исполнение воли высшего руководства и лично товарища Сталина.

на нашем факультете эта общая тенденция проявилась в своеобразном бунте студентов, аспирантов и молодых преподавателей против низкого уровня философской культуры и против застоя в философии, в борьбе за дальнейшее развитие марксизма-ленинизма. Тем не менее это был бунт. Дух бунтарства захватил и ряд профессоров старшего поколения. Заседания кафедр и ученых советов стали превращаться в очень острые баталии. они продолжались затем во всякого рода забегаловках.

Темой моей диссертации был метод восхождения от абстрактного к конкретному на материале «Капитала» К. Маркса, т.е. логический анализ структуры «Капитала». Этот метод был открыт и в общей форме описан Гегелем и затем Марксом как «технический» (логический) прием, удобный для исследования и понимания таких сложных и изменчивых предметов, каким является человеческое общество. Этот метод и был не чем иным, как логическим аспектом диалектического метода.

В моей диссертации я осуществил анализ этого метода и описал его составные элементы, такие, например, как изолирующая и конкретизирующая абстракции, абстрактные модели, клеточка целого, переход от отдельного явления к множеству однородных взаимодействующих явлений. Короче говоря, я в диссертации установил, что диалектический метод мышления есть просто научное мышление в условиях, когда, по словам Маркса, приемы эмпирического и экспериментального исследования должна заменить сила абстракции, а также теоретических допущений и дедукции применительно к сложному, изменчивому переплетению связей и процессов. В прошлой истории философии еще до Гегеля попытка описания такого метода была предпринята дж. С. Миллем, но ее почему-то никто не ставил в связь с диалектикой. В россии об этом методе писал Чернышевский, переводивший сочинения Милля на русский язык.

на многих студентов и аспирантов моя диссертация произвела сильное впечатление. диссертацию размножали во многих копиях. Это организовал Г. щедровицкий, который в те годы был моим последователем. но она была враждебно встречена руководителями советской философии. И это не случайно. Превращение марксизма в гос-

подствующую государственную идеологию сопровождалось превращением диалектики из орудия познания сложных явлений действительности в орудие идеологического жульничества и оглупления людей. Всякая попытка описать диалектический метод мышления как совокупность особого рода логических приемов (а именно такой была ориентация моей работы) была обречена на осуждение в силу сложившегося в советской философии понимания диалектики как некоего учения об общих законах бытия. на основе идей моей диссертации образовалась небольшая группа. В нее, помимо Г. щедровицкого, входили Б.Г. Грушин, М. Мамардашвили и другие, но через пару лет группа распалась.

* * *

Перейти на страницу:

Все книги серии Моя война

В окружении. Страшное лето 1941-го
В окружении. Страшное лето 1941-го

Борис Львович Васильев – классик советской литературы, по произведениям которого были поставлены фильмы «Офицеры», «А зори здесь тихие», «Завтра была война» и многие другие. В годы Великой Отечественной войны Борис Васильев ушел на фронт добровольцем, затем окончил пулеметную школу и сражался в составе 3-й гвардейской воздушно-десантной дивизии.Главное место в его воспоминаниях занимает рассказ о боях в немецком окружении, куда Борис Васильев попал летом 1941 года. Почти три месяца выходил он к своим, проделав долгий путь от Смоленска до Москвы. Здесь было все: страшные картины войны, гибель товарищей, голод, постоянная угроза смерти или плена. Недаром позже, когда Б. Васильев уже служил в десанте, к нему было особое отношение как к «окруженцу 1941 года».Помимо военных событий, в книге рассказывается об эпохе Сталина, о влиянии войны на советское общество и о жизни фронтовиков в послевоенное время.

Борис Львович Васильев

Кино / Театр / Прочее
Под пулеметным огнем. Записки фронтового оператора
Под пулеметным огнем. Записки фронтового оператора

Роман Кармен, советский кинооператор и режиссер, создал более трех десятков фильмов, в числе которых многосерийная советско-американская лента «Неизвестная война», получившая признание во всем мире.В годы войны Р. Кармен под огнем снимал кадры сражений под Москвой и Ленинградом, в том числе уникальное интервью с К. К. Рокоссовским в самый разгар московской битвы, когда судьба столицы висела на волоске. Затем был Сталинград, где в феврале 1943 года Кармен снял сдачу фельдмаршала Паулюса в плен, а в мае 1945-го — Берлин, знаменитая сцена подписания акта о безоговорочной капитуляции Германии. Помимо этого Роману Кармену довелось снимать Сталина и Черчилля, маршала Жукова и других прославленных полководцев Великой Отечественной войны.В своей книге Р. Кармен рассказывает об этих встречах, о войне, о таких ее сторонах, которые редко показывались в фильмах.

Роман Лазаревич Кармен

Проза о войне

Похожие книги

40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное