На корабле утро

Зато покойничек нас так впечатлил, что, пока я скомандовал «Прекратить огонь!», саркофаг успел принять пуль двести.

Дело вот в чем. Саркофаг ягну – громадный прозрачный кристалл. Захороненный пилот висел в нем, как муха в янтаре.

При этом надо понимать что такое ягну-паладин. Это помесь каракатицы, десятиметровой креветки и ночного кошмара с могучими ходильно-церебральными конечностями и множеством разнообразных ротовых и сенсорных щупов, которые задорно топорщатся четырехметровыми полированными пиками цвета натурального титанира.

Ходильно-церебральные конечности – назовем их щупальцами, хотя и не очень-то похоже – собраны у ягну в два пучка по четыре штуки. При этом ягну-паладину все равно какие щупальца использовать для ходьбы, а какие – в качестве рук.

Так вот, «наш» паладин был зафиксирован в броске на врага. Он будто оторвался от тверди и летел на зрителя. Четыре его конечности были раскинуты в стороны, готовясь обхватить и задушить вас. А еще четыре – выброшены вверх исполинскими знаками вопроса. И вопросы эти не предвещали противнику ничего хорошего.

Стоит ли удивляться, что когда чудовище попало в поле зрения рядового Александренкова, он открыл ураганный огонь? Который, само собой, поддержали еще несколько циклопов.

Ну а потом что?

Посмеялись, начали ковыряться. Не нравилось мне, что занимаемся мы разграблением чужой могилы, но приказ есть приказ.

Прикинули, можно ли саркофаг вытащить и на «Левиафан» упереть. Получалось, что целиком – никак. Начали резать.

Пока одни резали, другие успели найти штук тридцать предметов искусственного происхождения.

– В «Памятке» пишут, вы нашли дневник пилота? – спросил Горичный.

– Да. Уютный такой дневничок… Собственно, по моему мнению, это был единственный ценный для нас предмет. Все остальное можно было не трогать… Я вам честно скажу, лейтенант: по сей день рад, что мы тот саркофаг не успели разрезать. Наши пилы прошли хорошо если сантиметров шестьдесят, это на общих масштабах – едва заметные надрезы… А тут – «боевая тревога»! С «Левиафана» передают, что ягну всполошились, их истребители замечены в атмосфере Береники. Пришлось нам из пещеры вылететь пулей. В общем, остался саркофаг как есть… Но я не даром Любаву вспомнил… Я кричу своим: «Уходите, я здесь останусь! Отвлеку их!» Идиотизм полный. Кого бы я отвлек? Куда? Но очень уж хотелось мне геройской смерти.

– Понимаю вас.

– Понимаете?

Не знаю, понимал меня Горичный на самом деле или нет. В этих вопросах я сам себя не всегда понимаю.

Вот, скажем, за день до того как мы «Гиту» брали, в который раз подошла моя очередь на личный звонок.

Я отправился на флотский узел связи с твердым намерением наговорить Любаве всяких приятностей.

С «Уралом» меня соединили. Ура!

Говорю:

– Любавушка, котик, привет. Это Степа. Очень по тебе скучаю. У меня все хорошо. Каждый день купаюсь, загораю. Как ты там? Прилетай, может, ко мне? Военврачи везде нужны. А здесь лучше, чем на твоем «Урале». Природа красивая. Я вот подумал, есть сейчас возможность поговорить с одним генерал-майором ГБ. Очень серьезный человек. Думаю, ему твой перевод в Синандж устроить – раз плюнуть.

Х-связь – она всегда односторонняя (хотя и случается, что этого практически не чувствуется). Наговариваешь для начала побольше, все это отправляется через полгалактики твоему собеседнику. Сидишь, ждешь. На том конце линии тебе что-то наговаривают. Оно прилетает. Смотришь картинку, слушаешь слова.

Потом отвечаешь, посылаешь, ждешь.

Ждешь по-всякому. Иногда долго, а иногда получается – разрывов почти нет.

В тот раз так и было: казалось, что мы говорим по обычному телефону, что не лежат между нами бездонные пропасти парсеков.

На экране появилась Любава. Раскрасневшаяся – явно бежала к ближайшему терминалу связи со всех ног.

– Лева! Привет! Я тоже соскучилась, умираю! Только не ври мне как ты там загораешь! Не ври! Я сегодня слышала, у вас там настоящая война!

«Что она могла слышать? – думаю. – Что мятежники пытались „Таганрог“ угнать? Тоже мне, „настоящая война“… И какая сволочь ей об этом рассказала?»

– Я за себя не боюсь, нет, ты не подумай! Но если я буду там, где-то в вашем Синандже сидеть, я же не смогу! Я каждое слово буду через себя пропускать, буду думать, что ты там, где-то, в эту самую минуту, под пулями… Я с ума сойду!

– Любава, ты меньше слушай всяких дураков. Там у вас штабные – впечатлительные товарищи. Они из любой мухи умеют слона сделать. Не надо за меня волноваться. И никакой войны здесь нет…

И тут словно какой-то бес меня за язык потянул! Нет бы уже остановиться и на кнопку «Послать» надавить, я прибавляю:

– Конечно, там тебе наверное веселее, на «Урале», чем у нас на Синандже было бы… Что ни неделя – балы, вечеринки, ухажёры… Небось, закрутила уже с каким-то паркетным генералом…

Ну и получил я в ответ. И «сволочь» я «бессердечная», и «псих», и «диагноз твой – бред ревности, это болезнь, и ее лечить надо, а не здоровых людей изводить!»…

В общем, называется «наговорил всяких приятностей»… Болван.

Да вдобавок еще и сглазил – насчет «войны нет».