На короткой волне

Я кивала головой, без особого внимания приглядываясь к дому. Зачем мне все это запоминать? Одна я не хожу.

Не думала я тогда, что придется мне еще раз побывать на этой поляне, да к тому же при очень невеселых обстоятельствах.

А сейчас тихо шепчутся о чем-то майор и Эмиль. Василий помогает мне взбираться в гору, Николай и Антон идут сзади. В густом кустарнике устраиваем отдых. Майор садится около меня.

- Куда мы все-таки путь держим? - спрашиваю я его.

- На Орлову гору.

- А кто там нас ждет?

- Придем - увидишь,- отвечает он.

- А там что за люди? - опять спрашиваю я.

- Люди как люди. Партизаны.

Я чувствую, что ему очень хочется сказать мне что-то хорошее-хорошее, специально для меня сбереженное в сердце за эти последние полгода, что мы вместе, но... мы всегда на людях, всегда на виду: командир группы и разведчик-радист... Что ж, иногда бывает достаточно и взгляда, и улыбки, и даже нескольких официальных слов, сказанных неофициальным тоном:

- Пойдем дальше, вперед, товарищ радист!..

11

В бункере на Орловой горе мы торжественно встретили Новый год. Пришел и остался у нас Юрек. Из разговоров партизан я поняла, что он поссорился с Юзефом. Пришли на Орлову гору и все остальные партизаны из старого бункера. Юзеф, оставшись один, без товарищей, перебрался в Устронь.

На праздничный вечер наш связной Генрик с женой и сыном Каролем принесли пироги с вареньем. Партизаны наварили квиту и пили его, обжигаясь. Генрик принес мне в подарок аккордеон. Он был такой красивый: малиновый перламутр с серебряной решеткой и желтые с черным мехи. Я растерянно вертела его в руках. Улыбалась счастливо и, вероятно, очень глупо. Пришлось исполнить все, что умела, - "Цыпленок жареный".

Мои музыкальные способности и сама песня вызвали безудержный смех у всех присутствующих, особенно после того, как Василий перевел партизанам слова. Выручил меня Эмиль. Он взял аккордеон, и наш маленький, надоевший всем бункер стал вдруг большим и не таким темным.

В бункере на Орловой горе я впервые услышала об Эльзе. Василий знал ее раньше, она помогла ему связаться с партизанами, но почему-то именно сейчас, когда все считали, что нам осталось жить в Бренне совсем мало, именно сейчас он влюбился в нее, как говорят, до безумия.

Василий просто не находил себе места.

- Ах, Эльза!.. Ах, Эльза!.. - без конца восклицал он.

Партизаны пытались урезонить его, говорили, что Эльза такая же девушка, как и все.

- Неправда! - горячо возражал Василий. - Она не как все. Она особенная! - И обращался ко мне: - Ася, если бы ты знала, какая она хорошая!..

Мне приходилось соглашаться с ним, что она действительно лучше всех. Я думала, что этот дикий "телячий" восторг пройдет через день-два. Но после каждой встречи с Эльзой Василий приходил еще более взбудораженный.

Выждав удобный момент, когда около меня никого не было, Василий забирался в угол и рассказывал об Эльзе. Он говорил горячо и много, но странно: я почему-то никак не могла представить себе ее.

В эти дни мы получили долгожданное известие - 12 января наша армия перешла в наступление.

На шоссе и на железной дороге большое движение немецких войск, партизаны и разведчики ежедневно приносят сведения. Работы прибавилось. Сейчас для меня самое главное - как можно быстрее передавать радиограммы.

Партизаны готовятся к встрече Красной Армии: достают из мешков костюмы, чистят их. Заработали "парикмахеры". Почему-то только сейчас почувствовали мы, как отвратительно воняет карбид, как тесен и мрачен бункер.

Пусть только поближе подойдет Красная Армия, мечтают партизаны, они объединятся в один отряд, захватят полицейских, передадут их органам народной власти, а сами поступят в Войско Польское и вместе с советскими частями будут гнать проклятых швабов с родной земли!..

Но получилось все иначе.

...Это произошло 19 января 1945 года. Вечером мы, поужинав, собирались уже ложиться спать и, как это часто бывало в последнее время, размечтались. В маленькое окошко бункера пробивался свежий морозный воздух. В печурке вспыхивали догорающие угольки. Молоденький, с красивым, немного кукольным лицом Каролик сидел на постели, обхватив колени руками, и, глядя на меня, лукаво улыбался.

- Почему ты так смотришь, Каролик?

- Я представляю, панна Ася, как вы мчитесь в автомашине на восток, к Москве, а в руках у вас аккордеон...

Все знали, что я очень хочу научиться играть на аккордеоне.

Посыпались безобидные шутки.

- Тише, тише! - крикнул майор, снимая наушники. - Сейчас будут новый приказ передавать!

В то время случалось и так, что в один вечер было по нескольку приказов Верховного Главнокомандующего - стремительно продвигалась наша армия. Мы прослушали приказ, и снова начались разговоры - каждому хотелось рассказать, что он будет делать в первый день освобождения. Все шутят, смеются, и никто не знает, почему Юрек лежит, уткнувшись лицом в подушку. В черных волосах его весело пляшут искорки голубоватого пламени карбидной лампы.

- Что с тобой? - спрашивает Василий.

Юрек отвечает не сразу:

- Голова болит.

Порывшись в сумке, я достаю таблетку и подхожу к нему.

- Юрек...