На короткой волне

И вдруг поверила в себя, в свои силы, в то, что в трудную минуту буду решительна. Нужно только не теряться ни в какой обстановке.

2

Я пришла к Миловидову в кабинет и сказала:

- Мне уже исполнилось шестнадцать лет. Что хотите делайте, а я так не уйду. Не может быть, чтобы мы ничего не добились.

- Послушайте, Ася. Не хотите ли вы стать радисткой? Прием в школу начался.

- Нет, - ответила я не задумываясь. - Только в морскую школу.

- Но в школу радистов прием начался, - опять повторил Миловидов.

- Радист?! Что такое радист? Одного известного радиста знаю Кренкель. Так он на Северном полюсе был. А так, - что такое радист?

- Ася, радисты нам сейчас очень нужны. Радист - это глаза и уши армии. Поверьте, это очень интересная работа. Подумайте. Ручаюсь, вы не раз потом скажете мне спасибо.

Тяжело вздохнув, я сказала:

- Ну, ладно. Так и быть. Пойду в вашу радиошколу. - И добавила: - Если капитан знает радиодело, это ведь не плохо?

Миловидов засмеялся и выдал мне направление.

Чтобы удобнее было учиться, меня перевели в дневную смену. С семи часов утра до семи вечера - на фабрике, потом оттуда, с Сущевской улицы, на Пушкинскую площадь, в радиошколу до десяти, домой к одиннадцати - и спать до шести утра. Вот это правильно! Вот это настоящая жизнь!

В те дни, когда нет занятий в школе, по-прежнему читаю. В книжном шкафу отыскала "Диалектику природы". Решила самостоятельно изучить ее. Конспектирую каждую главу и иногда спрашиваю сама себя: "Зачем я изучаю диалектику природы, ведь никто с меня этого не спросит?"

Отец как-то успевает забежать домой, приготовить еду. Возвращаюсь вечером домой, а меня уже ждет на диване под подушкой горячий ужин, на столе записка. Иногда видимся - один раз в десять дней. Дни, наполненные трескотней швейных моторов, горячим запахом солдатского сукна, привычной темнотой московских улиц и тоненьким писком зуммера, бегут размеренно друг за другом. И теперь я уже точно знаю: фронт - это скоро.

Интересное дело: знаю, что точка-тире "ти-та" - это "а". Преподаватель отстукивает на ключе "ти-та" пять раз в минуту с одинаковыми интервалами. Слышу звук, понимаю, что это "а", но записать вовремя не успеваю. Преподаватель смеется:

- Не волнуйтесь, все придет в свое время. Будете, не задумываясь, записывать по сто двадцать знаков в минуту, а то и больше.

Не верится. Вообще-то снисходительное отношение к радиоделу у меня поколебалось в первый же день занятий. Познакомившись с нами, преподаватель отстукал на ключе "приветственную" радиограмму со скоростью сто сорок знаков в минуту, на что мы все - тридцать девчонок - ответили громким искренним смехом. Казалось невероятным тогда, что придет время, когда сама будешь выгадывать у немецких пеленгаторов доли секунды, чуть заметными движениями руки сообщать необходимые командованию буквы и цифры, шифрованные радиограммы. Но к этой оперативности, четкости в работе вели долгие месяцы учебы, крайне напряженной, и не менее интересной.

А пока я бегала с работы в школу, старательно упражнялась на большом тяжелом телеграфном ключе и, честное слово, выглядела победителем, когда приняла первую радиограмму вовремя и без ошибок.

Приехала из деревни мать с ребятишками. Клава и Вова будут учиться. Все мы, и, конечно, больше всех мама, каждый день ждем писем с фронта от старшего брата. Я вижу, как бережно складывает мать конверты с Васиными письмами в отдельную сумку, и думаю, что скоро и от меня она будет получать письма и вот так же складывать их, беречь. Но - пока ни слова. Тайком от матери перечитываю письма брата по нескольку раз. Очень хочется знать, как там - на фронте. Не то, что в газетах пишут или в кино показывают, а вот что-то особенное, такое, о чем думают бойцы, когда в бой идут. Страшно им или не очень? А Вася пишет обо всем: о погоде, о походах, о боях... о том, что вот вечер хороший и у них на передовой заводят патефон.

В наш большой четырехэтажный дом начинают возвращаться из эвакуации жильцы: приехали и Лариса с матерью. Лариса старше меня на два года. Сначала она поступила в один институт, потом перешла в другой. Лариса сторонится меня, иногда делает вид, что не замечает: ведь я всего-навсего подруга детских игр, а сейчас я работница швейной фабрики - примерщица закройного цеха. Но не знает Лариса, с какой гордостью, с какой спокойной совестью несу я домой заработанные деньги - триста рублей и талон на дополнительное питание за выполнение нормы на сто восемьдесят процентов. Усталое, ноет все тело. Все-таки тяжело работать и учиться. Мало шести часов сна. И на фабрике в первую же свободную минуту валюсь на тюки сукна, чтобы поспать хоть десять - пятнадцать минут.

Но иной, легкой жизни мне не надо.

На одном из занятий преподаватель говорит:

- Провожу сегодня контрольную работу, прошу быть повнимательней.

Пока преподаватель проверяет наши работы, мы сидим в ожидании результатов.

Потом всех отпускают, оставив несколько человек, в том числе и меня. В кабинет заходит капитан и говорит, оглядев нас: