На короткой волне

Я отдала ему свою шапку и повязалась платочком. Но полковник, провожая нас до передовой, увидел меня в платочке и говорит:

«Негоже солдату в таком легкомысленном уборе ходить», — снял свою шапку и надел на меня.

Нашу группу сопровождали несколько разведчиков. В первый день получилось неудачно: мы вышли к пулеметной точке. Пришлось пострелять и отойти.

На второй день двинулись уже с наступлением темноты. Дошли до какой-то лощины. Я пригляделась и вижу: справа стоит сарай. Мы добежали до него и залегли — нас начали обстреливать. Нужно идти вверх. Начали мы группами ползти на гору. Помню, подползла к дереву, спрятала голову у самых корней и лежу не дышу. Несколько пуль попало в дерево. Кто-то из разведчиков перебрался ко мне и помог. Все благополучно достигли вершины.

Шли долго. Несколько сопровождающих нас разведчиков ушли вперед. Мы сделали привал. Наконец они вернулись, объяснили нам обстановку, уточнили местонахождение и сказали: «Идите смело, кругом тихо».

Молча пожали друг другу руки, и никто не сказал «до свиданья». Ты ведь сама знаешь, у разведчиков не принято прощаться…

Наша группа пошла вперед, в глубь вражеской территории. Перебежали через шоссе, по которому проехало несколько автомашин. Подошли к реке. Нашли место, где мало воды, но очень вязкое дно. Несколько ребят перешли, а я завязла. Кто-то бросает мне палки, поднялся шум, и вдруг слышим: «Хальт! Хальт!» Началась беспорядочная стрельба, а небо взлетела осветительная ракета. Мы замерли… Потом все стихло. Меня вытащили всю в грязи.

Впереди показались строения — дома, сараи. Слышно — немцы кругом. Свернули вправо, попали на старое кукурузное поле. Рассвет уже начинается. За полем кустарник и лес. А среди немцев началось какое-то движение. Мы спрятались в глубокой яме. Я развернула рацию и сообщила о том, что линию фронта прошли благополучно и стараемся быстрее удалиться от нее.

С наступлением темноты мы двинулись дальше. И началась наша работа разведчиков.

Ну, а дальше… Нет, серьезно, ничего особенного не было… Вели разведку, я передавала сведения. Правда, иногда мерзли, голодали, но сейчас это уже не важно.

А зато сколько интересных людей встретили мы там! Однажды вечером мы зашли на хутор и решили в нем переночевать. Заглянули в сарай, а там венгры, румыны, немцы и даже один француз…

А когда мы возвращались к своим, с нами шла группа венгров.

Как-то, сидя у костра, я сняла шапку с головы, волосы упали мне на плечи, и тут же я услышала, как многие из венгров сказали одно слово: «девушка». Оказывается, они принимали меня за молоденького солдата.

Ну, а ты как? Что знаешь о других девочках?

Сходные и несходные оказались у нас судьбы. И сколько выстрадано! И сколько радости, что живы, что справились с нелегким делом!

Поезд в сторону Москвы уходил утром. Мы встали рано. Быстро собрались. Сели за стол, чтобы последний раз побыть всей нашей дружной семьей. Я чувствовала себя немного виноватой перед товарищами, что раньше всех уезжаю домой. Это походило на измену, на предательство. Еще шла война. Их дальнейшие пути вели к боям, к последним решительным боям с врагом.

Николай, как самый старший, поднял рюмку с вином и сказал:

— Ася, ты знаешь, что нам, конечно, жалко расставаться с тобой… Желаем вам счастья! — И они втроем — Николай, Василий и Антон — выразительно посмотрели на майора, потом на меня.

— Спасибо… — ответил смущенный майор.

Почему-то в груди у меня стало пусто-пусто… и тихо. И тут впервые за последние дни вдруг пришло успокоение, как будто и нужно было непонятную тревогу назвать простыми словами: «Я не люблю майора…»

«Я не люблю майора», — хотела я сказать своим друзьям, но это было бы второе предательство. И я промолчала. Да… У каждой любви своя песня…

Майор и Николай провожали меня на вокзал.

— Ну, прощай, Ася! — с повлажневшими глазами сказал майор. — Скоро приеду. Расскажи там обо мне… все, что знаешь…

Он нагнулся, поцеловал меня и выбежал из вагона. Поезд уже тронулся. Они стояли с Николаем на платформе, глядя вслед поезду.

Я ехала домой!.. Мелькали за окном поселки, леса, перелески… И небо было синее-синее…

Эх, если бы голос мне! Как бы я спела сейчас! «До-мой, до-мой», — стучали колеса. Я смотрела в окно и тихо смеялась. Поезд вез меня к новой жизни.

В Москву я приехала через девять дней. Вспомнилось: ровно два года назад, 8 апреля 1943 года, меня провожала мать в Горький. Кого-то застану я сейчас дома?

Город только еще просыпался. Площадь перед Киевским вокзалом пуста. Несколько такси разобрали у меня на глазах. А я растерялась, и пришлось долго ждать на трамвайной остановке. Потом я смотрела в окно трамвая и то узнавала, то не узнавала свой старый, родной город. Всего два года прошло, а сколько перемен! И самое главное — на больших зданиях и площадях нет уже маскировочных сеток.

Чуть не бегом от трамвайной остановки направляюсь к дому.

Над площадью розовеет небо. Из репродукторов несется: «Широка страна моя родная!..» Я стою на углу пустынной еще площади и сквозь слезы улыбаюсь этому утру, этому самому лучшему в мире городу. Вот они, мои новые позывные: