На «козле» за волком

— Вот он, — сказал наконец Ванган.

— Где?

— На, смотри.

Степанов приладил бинокль так же, как это делал Ванган, но сколько он ни смотрел на прекрасную, цветную, неподвижную пустыню, так он ничего и не смог увидеть.

— Не огорчайся, — сказал Ванган, — это только сначала. Едем. Волк стоит недалеко, километрах в четырех, около холма.

Когда они подъехали к холму, Степанов все равно не увидел волка, он увидел только, как в травах, метрах в пятистах перед машиной, зазмеился коридор, и он успел лишь поразиться тому, с какой скоростью этот коридор удлинялся.

— Ну, Мунко, давай! — сказал Ванган. — Мы нашли хорошего волка. Видишь, как он несется? — обернулся Ванган к Степанову. — Видимо, он из их разведки. Стая всегда посылает в разведку самых быстрых. Они почуяли дзейрин и послали разведчика. А теперь он наведет нас на стаю.

— Он хорошо бежит, — сказал Степанов.

— Тебе его жаль? — спросил Ванган, и Степанов заметил, как замерли его скулы. — Тебя можно понять, ты никогда не видел зарезанных овец. Думаешь, я вставил железо в рот для того, чтобы казаться сильным?! Волки зарезали наших овец, и мы остались без мяса. Сестры от цинги умерли, а я, видишь, с тех пор живу за «железным занавесом»… Можно было, конечно, зарезать тогда коня, но отец берег коней на весну, чтобы продать весной и собрать денег на мою учебу… И потом, за коней не так страшно… Знаешь, как кони отбиваются от волков? Вообще-то волки боятся коней. Они норовят зарезать маленьких жеребят, эти разбойники. У коней в табуне есть вожак, он должен первым услышать волков… У коней ведь нет разведчиков, они слишком сильны и доверчивы, чтобы иметь разведчиков. Вожак табуна, почуяв волков, должен «устроить круг»: собрать жеребят в центр и окружить их взрослыми конями — бок к боку, морда к морде. Кони лягаются задними ногами и бьют волков насмерть, и тут важно, кто дольше продержится…

— Это верно, — сказал Мунко. — Я все знаю про коней. Умей я сочинять, как Ванган, обязательно бы написал книгу про коней — и про то, как они любят жеребят, и про то, как понимают людей, и про то, как умеют ночью слышать утро.

Степанов и Ванган переглянулись.

— Каждый человек — это мир? — спросил Ванган. — Ты об этом сейчас подумал?

— Да, — ответил Степанов, — я подумал об этом.

— Мы живем в мире не реализовавших себя миров… Даже порой страшно, как много вокруг нас лежит втуне, нетронутое и неоткрытое… Я, например, только сейчас почувствовал в себе тягу к математике. Я не думаю, чтобы жизнь убила во мне дар, если он был заложен… Но у нас же так много времени впереди, мы все такие неторопливые, а, Степанов?

Волк резко сменил направление, и Мунко так же резко вывернул руль «козла».

— Кони, — пояснил он, — тоже умеют менять направление, не меняя скорости…

Ванган достал из-под ног карабин и дослал патрон в ствол.

— Сейчас он появится, — сказал Ванган шоферу. — Ты выгнал его на холм, а волки уже ушли, они его не стали дожидаться. Он испугался, он их ищет, он сейчас начнет делать глупости. И мы его убьем.

Ванган сделал пять выстрелов — один за другим — и промахнулся.

— Я слишком его ненавижу, — сказал он. — На-ка попробуй теперь ты.

— Прицел плохой, — сказал Степанов. — Ты все время «высил».

Целиться было трудно, мешала открытая дверь, бившая по пальцам, и ледяной ветер застил глаза слезами, и мешало постоянное ожидание удара — машина то и дело налетала на невидимые кочки, трясло, как в маленьком самолете, попавшем в грозовой фронт…

Степанов убил волка вторым патроном. После первого выстрела волк обернулся, пасть его ощерилась, шерсть встала дыбом, а в мутно-красных, словно с перепоя, глазах застыла тоскливая ненависть. То, что волк обернулся, словно бы грозя преследователям, помогло Степанову сделать хороший выстрел. Волк перекувыркнулся через голову и вытянулся, задрожав мощными задними лапами…

Это случилось уже под вечер, когда Ванган взял еще двух волков. Машину особенно резко бросило на бугорке, и мотор, захлебнувшись, остановился, и стало так тихо, что было слышно, как, потрескивая, тлела сигаретка, зажатая в углу резко очерченного вангановского рта.

Словно почувствовав то, что сейчас чувствует Степанов, Ванган сказал:

— Я сушу сигареты на радиаторах отопления. Открываю пачку, снимаю «серебро» и кладу на батарею в кухне — там самая горячая.

— Мы тоже называли «серебром» сигаретную бумажку.

— Так ее, наверное, все называют в детстве.

— Ты когда начал курить?

— Во время голода. Когда была война. А ты?

— Тогда же.

— Мунко, — спросил Ванган, откашлявшись, — у тебя в радиаторе антифриз?

— Вода.

— Почему?

— Старые шоферы говорят, что антифриз разъедает патрубки.

— Мало ли что говорят старые люди… Сколько времени будет замерзать вода в радиаторе?

Мунко открыл дверь «козла», послюнил палец, поднял его над крышей.

— Минут за тридцать вода станет льдом, — сказал он улыбчиво.

— А что у нас случилось с мотором?

— Не знаю… Думаю — полетел карбюратор. У меня плохая прокладка…

— Думать ты будешь после, сначала посмотри, что у нас с мотором. Сколько времени тебе нужно на ремонт карбюратора?

— Полчаса.

— Значит, вода не успеет замерзнуть?