На край света

– Я бы никогда не привез вас сюда, если бы не был уверен! В заключении держат только самых буйных и опасных преступников. Их отсылают на остров, а там и высечь могут. Меня и самого секли в школе, за что я до сих пор благодарен своим наставникам! Именно они сделали из меня человека. Как говорили греки: «Ничего сверх меры»[130]. Родина наша – страна высоких принципов, и мы должны этим гордиться. Для этих людей ссылка – совсем не окончательный приговор. К примеру, несколько дней назад, на праздновании дня рождения Его Величества я обедал за одним столом с бывшим поднадзорным – человеком богатым и уважаемым! Иностранцы упрекают нас за то, что они называют рабством. Нет, это не рабство, не галеры, не темницы, не виселицы и не застенки! Это – цивилизованная попытка исправить и перевоспитать человека! Налево не смотрите – там, в буше, несколько аборигенов.

Мисс Оутс взвизгнула. Мисс Чамли, не оборачиваясь, промолвила тоном, которого я от нее прежде не слышал:

– Возьмите себя в руки, Дженет! Мистер Тальбот заверил меня, что эти создания совершенно безопасны. Какое же все необычное, удивительное – деревья, растения, даже воздух… Ах, смотрите, бабочка! Но сколько же мух!

– Боюсь, с ними ничего не поделаешь – приходится терпеть.

– Нет, ничто не сравнится с жизнью в городе! Надеюсь, нелепое увлечение природой пройдет, и люди вернутся к здравому смыслу!

– Неужели в Индии красот природы меньше, мисс Чамли?

– Калькутта – это, разумеется, город. Однако прежде, чем туда переехать, нам несколько дней пришлось провести у моря, в Мадрасе, в доме тамошнего наместника. Я умирала от желания походить по суше, поэтому никакого удовольствия там не испытала. Тем более наместник нас никуда не пускал!

– Из-за местных жителей?

– О нет! Они очень милые! А наместник запретил нам ходить в языческие святилища – хотя сам, надо сказать, не такой уж и верующий! Вы никогда не видели индуистский храм, мистер Тальбот?

– Боюсь, что нет, хотя о них начитан.

– Интересно, почему для молодой особы считается неприличным посещать здания, построенные в честь другой веры – или пусть даже суеверия. У нас в Солсбери полным-полно разных церквей – даже молитвенный дом квакеров!

Нет, это было уже слишком.

– Ну до чего же вы милы!

– Я так не думаю, но рада, что так думаете вы, хотя вам, на мой взгляд, не стоило этого говорить. Хорошо бы, если бы вы продолжали так считать до тех пор… По-моему, наш буцефал вот-вот остановится.

– Мучение, а не езда. Мисс Чамли…

– Хелен решила, что следовало прислушаться к совету наместника, хотя, по-моему, это был не совет, а приказ! Впрочем, убедить Хелен сложно даже людям почтенным.

– Ее и молодой, вроде лейтенанта Бене, не убедит.

Марион захихикала.

– Ах, мистер Бене! Он испытывал к Хелен такое tendre[131] – весь корабль только об этом и говорил!

– А вы, мисс Чамли?

– Мы в основном о Франции разговаривали. Я всегда рада случаю поговорить по-французски. А вы говорите по-французски, сэр?

– Не так бегло, как мистер Бене.

– Уверена – на вашем корабле ему стало легче, потому что у нас он совсем загрустил. Все время молил о entretien[132], о встрече тет-а-тет – ой, наверное, не следует об этом…

– Прошу, продолжайте!

– Дженет, не слушайте! Сэр Генри страшно разозлился. Понимаете, меня попросили постоять с подветренной стороны, у входа, мистер Бене ворвался в каюту, упал на колени и, декламируя стихи, схватил Хелен за руку. И тут корабль качнуло… Они как свалятся друг на друга! Неожиданно, словно по заказу, сэр Генри вошел в каюту с противоположной стороны, через вторую дверь, которой он обычно никогда не пользовался! Прямо как в театре!

– А потом?

– Он так вспылил! Сэр Генри, я имею в виду. И меня отругал. Можете себе представить?

– Вполне. Хотя сам я не в состоянии на вас обижаться.

– На меня обиделся даже мистер Бене, хотя и ненадолго: я пригрозила ему, что расскажу леди Сомерсет, как мучительно он стыдится своего имени. Потому он и перестал…

– Ничего не понимаю.

– Да, там все очень запутанно. Видите ли, его отец чуть ли не начал французскую революцию, а потом ему пришлось бежать, чтоб не попасть на гильотину, и он бросил все свои поместья, вообще все оставил, и взял новую фамилию, в насмешку над собой – по-моему, это очень по-французски.

– Так вот в чем дело! Вот почему он так вскипел… Вот почему мистер Преттимен… И миссис Преттимен…

– Думаю, как только война кончится, он вернет себе прежнее имя.

– Мисс Чамли, а сколько вам лет? – вырвалось у меня.

Мисс Оутс возмущенно пискнула, а мисс Чамли вздрогнула от неожиданности.

– Мне? Мне семнадцать, мистер Тальбот. Почти восемнадцать. Вы ведь не думаете, что я…

– Что вы – что?

Мы обменялись взглядами. Мисс Чамли залилась нежным румянцем.

– Что я слишком молода?

– Нет-нет! Время…

– Клянусь, я никогда не заставлю вас страдать!

– Я…

– Не переживайте, сэр! Мистер Бене рано или поздно придет в себя. А сэр Генри вообще уже давно все забыл. Я успокоила вас, сэр?

– Да, конечно. Вы даже не представляете как.