На край света

Лицо матроса побелело, потом к нему вновь вернулись краски. Он глубоко, со стоном, выдохнул, отдал честь и с улыбкой вышел из каюты. Не могу сказать, сколь долго после его ухода мы просидели, не шевелясь. На мой взгляд, Роджерс совершил то, что обычно называют «дурным поступком», только вот размах этого поступка оказался таков, что вызвал ужас и отчаяние. Я изо всех сил старался ни о чем не думать, чтобы не покраснеть и не покрыться испариной. Просто сидел и ждал, что случится дальше, гоня из головы все до единой мысли. Ежели кто и должен был заговорить первым, так уж точно не я. Роджерс поймал нас в ловушку. Понятно ли вам, ваша светлость, какие ростки подозрений тут же зашевелились в моей голове при воспоминании о том или ином офицере?

Из оцепенения нас вывел Андерсон, пробормотав себе под нос:

– Свидетели, допросы, обвинения, ложь, еще ложь, суд – я имею в виду трибунал. Да малый похоронит нас, если у него хватит на это наглости, а я не сомневаюсь, что ее хватит, потому что дело-то попахивает веревкой. От таких подозрений не отмоешься. Чем бы дело ни кончилось, все мы окажемся замараны. Итак, мистер Саммерс, расследование окончено? Есть у вас еще осведомители?

– Думаю, что нет, сэр. Так – разговоры…

– Ясно. Мистер Тальбот?

– Пытаюсь прийти в себя, сэр. Вы совершенно правы: Роджерса прижали к стенке, и он пустил в ход последнее оружие – ложные обвинения на грани шантажа.

– Кто у нас в выигрыше, – наконец-то улыбнулся Саммерс, – так это, мистер Тальбот, коего сегодня произвели в пэры!

– И тут же вернули на грешную землю. Хотя один раз меня назвал милордом сам капитан, который имеет право проводить свадьбы и похороны…

– Кстати, да. Похороны. Выпьем, господа? Кликните Хоукинса, Саммерс. Спасибо за помощь, мистер Тальбот.

– Боюсь, я оказался не слишком-то полезен.

Капитан, который стремительно приходил в себя, лишь ухмыльнулся.

– Значит, так и запишем – умер от нервного истощения. Хересу?

– Спасибо. И все-таки: почему расследование закончено? Мы ведь так и не узнали, что случилось. Нет ли у вас еще каких-нибудь источников…

– А херес-то неплох, – перебил меня капитан. – Насколько я помню, мистер Саммерс, вы в это время дня не расположены к выпивке, так что самое время заняться приготовлениями усопшего пассажира в последний путь. Ваше здоровье, мистер Тальбот. Согласитесь ли вы подписать протокол – разумеется, вместе с остальными?

– Я на корабле лицо неофициальное.

– Бросьте!

Я подумал еще немного и решил:

– Добавлю заявление от своего имени и тогда подпишу.

Капитан глянул на меня из-под насупленных бровей и молча кивнул. Я одним глотком опорожнил стакан.

– Вы упоминали о каких-то осведомителях…

– Я? Вам показалось, – прервал меня Андерсон.

– Но вы спросили мистера Саммерса…

– А он ответил, что никого нет, – громко проговорил капитан. – В экипаже нет ни единой крысы, мистер Тальбот! Понимаете, сэр? Никто не ходит ко мне и не доносит на своих товарищей, ни-кто! Можете идти, Хоукинс!

Я отставил стакан, слуга забрал его. Проводив его взглядом, Андерсон повернулся ко мне:

– У слуг есть уши, мистер Тальбот.

Еще бы мне не знать, сэр! Уж у моего Виллера – так точно!

– Виллер! Ну конечно. У этого и глаза, и уши не иначе как по всему телу…

– Что ж, покуда не началась печальная церемония, пойду займусь дневником.

– Ах, дневником! Что ж, не забудьте упомянуть, мистер Тальбот, что как бы там ни обстояло дело с пассажирами, матросы и офицеры нашим кораблем довольны!

* * *

В три часа дня все собрались на шкафуте. Солдаты Олдмедоу стояли в карауле с кремневыми ружьями, или как там называются их неуклюжие штуки. Сам Олдмедоу облачился в парадную форму и имел при себе клинок, равно как и морские офицеры. Даже юные гардемарины нацепили на пояса кортики, а на лица – подобающее случаю выражение. Мы, пассажиры, оделись как можно более мрачно. Матросов выстроили по вахтам, придав им настолько приличный вид, насколько позволяло их разномастное платье. Тучный мистер Брокльбанк восстал с койки – бодрый, хоть и пожелтевший от возлияний, гораздо более обильных, чем те, что свели в могилу Колли. Хотя художник прошел через те же муки ада, что и пастор, заплатил он за них всего-навсего головной болью да расстройством желудка. И все-таки, до чего же пестрый народ меня окружает! Дамы, собираясь в плавание, несомненно, держали в голове вероятность печальных событий, ибо все, включая любовниц Брокльбанка, облачились в траур. Мистер Преттимен пришел на полную предрассудков церемонию под руку с мисс Грэнхем. Воинствующий атеизм и республиканство явно отступили перед дочерью эксетерского каноника. Глядя, как Преттимен кипит и подпрыгивает рядом с ней, я отметил для себя, что именно через мисс Грэнхем я должен передать беспокойному вольнодумцу один деликатный совет.