На край света. Трилогия

— Нет уж, мистер Саммерс, выкладывайте все начистоту. Я не потерплю легкомысленных намеков на то, что не справляюсь с экипажем или груб с пассажирами.

Лицо Саммерса пылало.

— Я просто предложил, сэр. Простите, если вышел за рамки своих обязанностей.

— Извинения приняты, мистер Саммерс. Продолжим.

— А как? В таком ведь никто не признается! — наконец опомнился я.

— Вы еще слишком молоды, мистер Тальбот, и не имеете понятия о том, какие источники сведений могут существовать на кораблях, подобных нашему, пусть ему и недолго осталось плавать.

— Источники? Вы имеете в виду — осведомители?

— Я имею в виду, что пора продолжать, — рассвирепел капитан. — Пусть войдет.

Саммерс самолично привел Роджерса. Им оказался тот самый матрос, что доставил Колли обратно на корму, красавец — каких поискать. Обнаженный по пояс, он мог бы послужить моделью для Микеланджело, хотя со временем такие молодчики частенько становятся чересчур грузными. И лицо его, и шея, и грудь отливали бронзовым загаром, разве что шрамы на щеке белели.

— Саммерс сказал мне, что у вас есть некоторый опыт в ведении перекрестного допроса.

— У кого? У меня?

Как видите, ваша светлость, во время расследования я показал себя не лучшим образом. Капитан ободряюще улыбнулся.

— Свидетель, сэр.

Нет, так мы не договаривались. Но делать было нечего.

— Итак, любезнейший, как ваше имя?

— Билли Роджерс, милорд. Марсовый матрос.

Я не стал спорить с титулом, которым он меня наградил. Возможно, это добрый знак!

— У нас к вам несколько вопросов, Роджерс. Расскажите в мельчайших подробностях, что случилось с пассажиром, который ушел с вами в кубрик.

— Каким пассажиром, милорд?

— Пастором. Преподобным мистером Колли, ныне покойным.

Роджерс стоял против огромного окна, и я невольно подумал, что никогда еще не видел такого честного, открытого лица.

— Многовато на грудь принял, милорд. Перепил, проще говоря.

Пришло время сделать поворот оверштаг, как выражаемся мы, морские волки.

— А откуда у вас шрамы?

— Девица на память оставила, милорд.

— Надо же — просто дикая кошка!

— Вроде того, милорд.

— Но вы же своего всегда добьетесь, любой ценой?

— Как, милорд?

— Сломили ее сопротивление ради ее же собственной пользы?

— Не пойму, о чем вы, милорд. Только если б я ее не сцапал, она б усвистела как пуля с моими деньгами.

Капитан Андерсон улыбнулся мне углом рта:

— С вашего позволения, милорд…

Дьявол их всех побери! Да он надо мной издевается!

— Довольно о женщинах, Роджерс. Поговорим о мужчинах.

— Сэр!

— Над мистером Колли учинили насилие. Кто это сделал?

Лицо матроса не потеряло своей безмятежности.

— Бросьте, Роджерс. Возможно, вы удивитесь, но подозрение в особо изощренных издевательствах падает именно на вас, — поднажал капитан.

Роджерс заметно насторожился. Он пригнулся, чуть отставив одну ногу, и обвел нас враждебным взглядом, словно пытаясь прочесть по лицам, насколько серьезна капитанская угроза.

— Ничего я не знаю, капитан, сэр, ничего и все тут!

— Возможно, вы и ни при чем, друг мой, но можете открыть нам, кто виноват.

— В чем виноват, сэр?

— В посягательстве на честь пассажира, совершенном одним или несколькими матросами, вследствие чего пассажир скончался.

— Первый раз слышу!

— Бросьте, Роджерс, — снова вступил я. — Мы же видели вас с пастором. Ввиду отсутствия других улик, ваше имя стоит первым в списке подозреваемых. Что же вы, ребята, все-таки натворили?

Ни разу в жизни я не видел столь искреннего изумления.

— А что мы натворили, милорд?

— Не сомневаюсь, что лично у вас есть свидетели, которые с удовольствием подтвердят вашу невиновность. Так помогите же нам найти преступников!

Роджерс ничего не ответил и напрягся еще сильнее. Я продолжил допрос:

— Прошу вас, любезнейший, или рассказать нам, кто это сделал, или, по крайней мере, перечислить тех, кого можно подозревать в подобной склонности.

Капитан Андерсон вздернул подбородок.

— Содомия, Роджерс, вот что мы имеем в виду. Мужеложство.

Он опустил глаза, пошуршал бумагами на столе и обмакнул перо в чернила. В кабинете по-прежнему царила тишина. В конце концов, ее нарушил сам капитан, с раздражением воскликнувший:

— Давайте, давайте, Роджерс! Не сидеть же нам тут целый день!

После недолгого молчания матрос еще раз оглядел нас, не просто поводя головой, а поворачиваясь к каждому всем телом.

— Есть, сэр.

Лицо его неуловимо изменилось. Он вздернул верхнюю губу и, словно бы в неуверенности, прикусил зубами нижнюю.

— Прикажете начать с офицеров, сэр?

Я замер, изо всех сил стараясь не смотреть в сторону капитана или Саммерса. Мимолетный взгляд, легчайший поворот головы могли быть истолкованы как тяжелейшее обвинение. Между тем в этом смысле я был совершенно уверен в них обоих. Что касается офицеров, они, без сомнения, тоже не заподозрили бы друг друга в названном грехе, однако, как и я, боялись шевельнуться. Окаменели, будто статуи. И будто статуя застыл перед нами Роджерс.

Первым зашевелился капитан. Он отложил перо и мрачно произнес:

— Что ж, достаточно. Можете возвращаться к своим обязанностям.