Она стояла на полу на коленях, умоляя меня о помощи. А я не могла ничего сделать, потому что теперь сама стала частью всего этого.
«У меня нет выбора», – прорыдала я.
И тут послышался голос Брайана:
– Давай! Если откажешься, мы сделаем все сами и повесим на тебя. Так что лучше давай сама.
И я подчинилась. Я приблизилась к ней с ремнем в руке. Мне не давал покоя вопрос, зачем ему понадобилось все снимать: то ли для того, чтобы было чем потом меня припугнуть, то ли он нашел кого-то, кто готов был заплатить за видео. Я не понимала. Но все равно сделала то, чего он от меня хотел. Я обвила ремнем шею моей лучшей подруги. А потом…
«Нет!»
– Ну что, теперь понимаешь? – спрашивает Дейзи.
В этот момент где-то в дальнем углу пещеры открывается нечто вроде дверцы, и темноту прорезает луч фонаря. Я мгновенно зажмуриваю привыкшие ко мраку глаза, но это не помогает. Тогда я усилием воли открываю их и озираюсь по сторонам в поисках подруги, но в пещере нет ни души. И никогда не было. Кажется, кто-то вытащил затычку и то, что еще оставалось от меня, утекло в водосток.
Я вижу все в мельчайших подробностях, в высочайшем разрешении. Я смотрю на стены пещеры – сырые, сочащиеся влагой стены, которые, изгибаясь, уходят вверх, к источнику ослепительного света; на следы кирки там, где своды расширили, чтобы сделать туннель проходимее.
Я невесомая, более живая, чем была на протяжении многих лет. Но этот мимолетный блаженный вакуум схлопывается. Все это время я разговаривала сама с собой, голос Дейзи звучал исключительно в моей голове. Она действительно жива и сейчас находится здесь, со мной, как находилась все это время – в Хоуп-коттедже, в Лондоне, и тогда, когда я сбежала. С самого начала.
Потому что Дейзи никогда не умирала. Я и есть Дейзи.
Тогда
53
Постель ледяная, одеяло невыносимо тяжелое. В доме есть центральное отопление, но Дэвид его не включает. В углу комнаты стоит тепловентилятор, но он едва дует и воняет паленой шерстью.
Поэтому я лежу в постели и дрожу. Все равно я ничтожество.
Дэвид стучится в дверь:
– Дейзи?
«Не называй меня так», – думаю я. Как угодно, только не так.
– Можно мне войти?
Все должно произойти сегодня ночью. Уже совсем скоро. На море отлив. Я с самого начала все так и планировала, но теперь, когда время пришло, уже ни в чем не уверена.
– Дейзи, у тебя все в порядке? Я принес тебе супа.
Я сажусь в постели. Я и впрямь голодна. И мне понадобятся силы.
Знаю, что должна сбежать; мне нельзя здесь оставаться. План начал обретать очертания, как только они вернулись с торфяников, где похоронили Сэди. Брайан заявил, что теперь я его с потрохами и что, если не буду слушаться, он отправит видео, на котором я убиваю Сэди, в полицию. И я знаю, что он это сделает. И тогда все будет кончено. То, что я ненавижу себя за это, ничего не изменит, как и то, что они заставили меня это сделать, что у меня не было выбора. И это не видимость, у меня действительно не было выбора. Сэди взбунтовалась, угрожала всем рассказать, так что Брайан решил – надо преподать ей урок, а если бы я отказалась помогать, то и мне тоже.
Может, так было бы лучше, думаю я теперь. Тогда бы мне, по крайней мере, не пришлось жить с самой собой, с тем, что я сделала.
Это была моя идея, но теперь, когда доходит до дела, мне до жути страшно. Меня пугает даже не прыжок, не необходимость нырнуть в ледяную воду, доплыть до пещеры и добраться до подземного хода. Если все получится, если удастся уйти и никто не кинется в погоню, считая меня погибшей, этого будет мало, чтобы праздновать победу. Еще нужно будет перебороть наркозависимость. Мне понадобится помощь, а как ее получить, я не знаю. Прежде чем станет лучше, сначала станет куда хуже; вопрос лишь в том насколько.
Возможно, лучше остаться здесь и умереть. Возможно, именно этого я заслуживаю.
Дэвид осторожно ставит суп на тумбочку у кровати:
– Поешь.
– Мне страшно.
Голос у меня совсем слабый, как у маленькой девочки, и в глубине души я ненавижу себя за это.
– Я знаю, – говорит он. – Но ты справишься. Тебе помогут. Ты сильная.
Он всегда верил в меня. Это его голос я слышала в те мгновения, когда по-настоящему хотела броситься со скалы. Его голос, убеждающий в том, что под слоем всего наносного я хороший человек. Он всегда это знал.
– Думаешь, у меня получится?
Он кладет ладонь мне на локоть:
– Я в этом уверен.
Голос у него душевный и ласковый. Ни один другой мужчина в жизни не был со мной так добр. Добрее, чем я заслуживаю.
– Ты составила записку?
– Да.
– Я позабочусь о том, чтобы ее нашли.
– Ты покажешь ее маме?
– Придется. Она должна будет подтвердить, что это твой почерк.
– Но ты скажешь ей правду? Потом. Скажешь ей, что со мной все в порядке?
Он мягко кивает:
– Попытаюсь. Но это может быть слишком опасно.