На краю географии

Алкаш смолк и уткнулся в тетрадку. В ней он делал записи, но не обычные, а стенографическим письмом. У него был свой пунктик: изучить стенографию по учебнику, невесть как попавшему к нему. Идиллию, как всегда, нарушили надзиратели. Они вошли и стали всех переписывать по биркам на бушлатах. Один из них заметил, что Алкаш спрятал за пазуху тетрадку.

— Ну-ка, покажи-ка, что ты там прячешь, — протянул к нему руку бдительный надзиратель. — Давай, давай, все равно никуда не денешься.

Алкаш покорно отдал свои записки. Надзиратель раскрыл их наугад и недоуменно уставился на странные закорючки. Потом перелистнул несколько страниц, но и там было все то же незнакомое письмо. Надзиратель посмотрел на Алкаша пронзительно, всем своим видом показывая, что видит его насквозь.

— По-нерусски написано? — спросил он, не сводя с Алкаша проницательных глаз. Все языки земного шара у надзирателя делились на две крупные языковые группы: русский и нерусский языки. Из них русский был более или менее понятен, нерусский же был непонятен совсем. Не оставалось никакого сомнения в том, что написано не по-русски.

— Я тебя спрашиваю, — повысил тон надзиратель, — по-нерусски написано? Что тут написано?

Алкаш пожал плечами:

— Это художественное произведение.

— Какое еще произведение?

— Я пишу научно-фантастический роман «Жопа».

— Что-о-о? — заорал надзиратель. — Жопа? Роман? Я тебе покажу!

— Чего орешь, — огрызнулся Алкаш. — Говорю: научно-фантастический роман. Художественное произведение. «Жопа» называется.

— Ты его дописывать будешь в БУРе, — пригрозил надзиратель, — придешь за ним в надзорку в жилой зоне. А сейчас выметайтесь все отсюда живо, по рабочим местам. Ко всем примем меры.

Уголовная братия не спеша пошла на выход. Мы с Решатом тоже вышли. Нас догнал Борис Петрович:

— Посторонних не нужно пускать. А то закроют лавочку, и совсем негде будет греться.

— Попробуй не пусти, — сказал я. — Мне с ними не тягаться.

— Как это так? — удивился Борис Петрович. — А вы скажите — и они уйдут.

Мы вернулись. Борис Петрович ушел куда-то искать чай: комната снова стала наполняться людьми. Я заикнулся было, что не следуем здесь играть в карты, иначе всем будет крышка, но они пригрозили: слово — зарежут. Наконец пришел Борис Петрович. В кармане его бушлата торчала плита чая, а в руках он нес охапку сухих дров.

— Сейчас здесь будет тепло от нашей печечки, — обрадованно сказал он. — Вот чайку достал. — И, оглядев толпу картежников, удивленно спросил у меня: — А почему вы пустили сюда эту шерсть?

Ни на кого не глядя, подбрасывая в печку дрова, он произнес вслух, как бы разговаривая с самим собой:

— Гнать их надо палкой. Вот дровишки заброшу и погоню…

Картежники, как по команде, поднялись и ушли, не сказав ни слова.

— Ну, Борис Петрович, — сказал я, — умеете же вы с ними обращаться. Как это так вы им сказали, что они послушались и ушли?

— Я же говорил, — согласился Борис Петрович, — сказать им надо, и они уйдут.

— А если не уйдут?

— Как это? — Борис Петрович в изумлении обернулся ко мне. — Такого не может быть.

Но не везло нам сегодня решительно. Вошел капитан и стал орать, что посадит в БУР. Борис Петрович не выдержал.

— Дергай отсюда, крыса, а то весь пятак разобью.

Он схватил молоток, и капитан легко, как балеринка, вылетел из комнаты, пообещав, что о БУРе он позаботится. Борис Петрович с досадой швырнул молоток в угол.

— Опять БУР, — в сердцах сказал он. — Ну и везет же мне в этот раз.

И действительно, на съеме в жилую зону его арестовали.

В бараке меня встретил Алкаш и предложил пойти вместе с ним в надзорку за тетрадкой. Мне тоже нужно было туда за отобранной книжкой на английском, т. е. также написанной не по-русски.

В надзорке тяжелый с похмелья дежурный капитан уныло смотрел в окно, за которым, кружась, плавно опускались мохнатые снежинки. На нас он не обратил внимания, лишь тяжело вздохнул, услышав скрип двери. Справа от него лежали моя книжка и тетрадка Алкаша.

— Гражданин капитан, — прервал молчание Алкаш.

Тот скорбно поднял глаза:

— Чего тебе?

— Отдайте мою «Жопу», — серьезно и требовательно заявил Алкаш.

— Что? Что? — заорал капитан, вытаращив полные ужаса глаза. В них отчетливо читалось: допился, сволочь.

— «Жопу»… — не столь решительно повторил Алкаш. — Научно-фантастический роман. Вот в этой тетрадке.

Капитан швырнул ему тетрадь вместе с моей книжкой:

— Убирайтесь, сволочи, чтоб я вас больше не видел.

Выскочив за дверь, Алкаш злобно рассмеялся:

— Вот племя ментовское, тупое, как сибирский валенок. У нас старший лейтенант на политзанятиях сказал, что в СССР, спасаясь от преследований, гостит жена Чили. Он имел в виду жену Альенде. Ну да черт с ними. Пора на политзанятия, а то опоздаешь — в изолятор утянут. У нас сегодня: «Безработица и нищета в странах капитала». Если на задней койке пристроюсь, может, уснуть удастся.

* * *