На краю империи. Камчатский излом

– Разумею, дядь Андрей, – улыбнулся Митька. – За десять лисиц обучился. Поведать о сем?

– Врешь, поди… Ну, сказывай!

* * *

В Большерецке казенный груз принял Ричард Энзель. Этот обруселый англичанин в экспедиции числился штурманом, но, пока строился и плавал «Святой Гавриил», он занимался делами на суше. В 1726 году, на последнем отрезке пути между Якутском и Охотском, экспедиция оставила массу снаряжения и продовольствия. Вот Беринг и поручил Энзелю этим грузом озаботиться: что нельзя доставить в Охотск, то вернуть в Якутск, поскольку за каждый пуд придется отчитываться. Осилив эти дела, штурман готов был плыть через море на Камчатку, но старая лодия оказалась едва живой, и пришлось ее очередной раз ремонтировать. С этим кое-как справились, вышли в море, но вскоре и вернулись – ветры были сильные и «противные». Вторая попытка оказалась более удачной – добрались-таки до Большерецка.

В общем, англичанин хлебнул русского лиха полной мерой и был уже опытным сибиряком-дальневосточником. Митька быстро нашел с ним общий язык, прозрачно намекнув, что является доверенным лицом господина капитана в кое-каких неофициальных делах. Коммерческие наклонности Беринга не были для Энзеля секретом. Он готов был присоединиться к затее, но не располагал личными средствами – ну разве что самою малостью. Во всяком случае, брать под свое командование он Митьку не стал, а предоставил ему заниматься чем пожелает. А пожелал Митка в первую очередь проведать свое хозяйство, поваляться на любимом топчане и попариться в баньке.

Со времен Митькиного «грехопадения» в Большерецке дважды сменилось начальство, часть служилых-годовальщиков уехала на большую землю, вместо них появились новые. Непосредственной опасности для себя Митька не видел, а потому решил с обстановкой знакомиться радикально – взять полтинник и пойти в кабак.

Кабак был заведением государевым, но со своими законами и правилами. В долг тут не поили – только за «наличные», то есть в основном за меха. Однако одолжиться можно было у целовальника, который на этот момент как бы становился частным лицом. В азартные игры играть здесь (как, впрочем, и везде) было строго запрещено. Но запрет всерьез касался только служилых, а к обывателям был мягок, так что всегда можно было свалить грех на кого-нибудь из присутствующих. Ну, а если игра идет по-крупному, то можно поставить мальчишку-холопа, чтоб посматривал, кто там идет по улице. Целовальнику с этого, конечно, лишняя мзда.

На сей раз в богоугодном заведении было сравнительно тихо. Табачный дым стоял коромыслом, горели жировые светильники. За всеми столами сидел народ и… делал вид, что пьет и закусывает. Среди мисок и кружек лежали соболиные и лисьи шкурки. Близких друзей-знакомых Митька не высмотрел, хотя некоторых присутствующих давно знал.

– Здравы будьте, православные! – приветствовал он публику. Ответа не последовало. – Не признали что ль?! Я ж Митька Малахов!

– Эк сказал… – послышалось невнятное бурчание откуда-то из полумрака. – Малахов-то Митрий ныне немцам служит…

– Во-она чо-о-о! – догадался служилый. – Да не выдам я вас, не ссыте! Хошь, перекрещусь?

– Ну, крестись…

Интерес к прибывшему сразу пропал, зато на столах появились карты и деревянные стаканы, в которых трясут кости.

– Други, возьмите в кон по маленькой! – сунулся Митька к ближайшему столу.

И тут же был ухвачен за рукав целовальником:

– Ты чо, служилый, играть суды пришел?

С хозяином заведения и с местными правилами поведения Митька, конечно, был знаком. В данном случае от него традиционно требовали сначала взять выпивку, а потом уж приступать к игре. А то ведь клиент проиграется, пить ему станет не на что, и заведение недополучит прибыли.

Долгов здесь у Митьки почти не было, так что чарку вина он получил полную до краев. Отхлебнув пару глотков, чтоб не расплескать, он занюхал пойло рукавом парки, а потом из рукава же извлек пушистый соболиный хвост. Помахивая этим хвостом, стал смотреть, как другие играют. В конце концов на него вновь обратили внимание:

– Ставь, чо зря пялишься!

– А против?

– Во! – Против Митькиного хвоста выставили светлую, то есть дешевую, соболиную шкурку, лишенную хвоста. – Как раз к ей будет – гы-гы-гы!..

– Принято, – вздохнул служилый.

Судьба ему улыбнулась: против «чиквы» лег его «петух». Хвост Митька убрал в рукав, а шкурку снова поставил и… проиграл: «тройка» перекрыла его «голь». Тогда он опять достал хвост, поставил его на кон и выиграл, причем с солидным счетом – «полняк» против «чиквы»! Естественно, после этого Митька поставил и хвост, и шкурку разом… Ему выпала «голь», а сопернику – «с пудом»! Окружающие предложили Митьке развязать мошну или освободить место.

– А в долг?

– Чо, хреново платят немцы? – злорадно заулыбались бородатые лица. – У Трески проси – он-то, небось, богатый, всю жисть начальников возит!

– Где ж я возьму того Треску?!

– Да вона сидит!