На краю Принцесс-парка

– Я помню только отрывки. Я летел в самолете над Германией и понял, что сбился с курса. Я не знал, как вернуться домой. Потом мир погрузился в темноту – света не было совсем. Меня убивало, что я подвел своих ребят, что не прикрыл их. А потом меня охватила паника…

Руби погладила его висок:

– Это был только сон. На, выпей виски – это тебя успокоит.

– Ты так добра, – сказал Макс, беря у нее стакан.

– А какой еще я могу быть? – удивленно спросила Руби.

– Я уверен, что ты не слишком хорошего мнения обо мне. Наверное, ты знаешь, почему моей маме приходилось закладывать так много вещей.

– Да, ей надо было оплачивать твои долги в университете. Но это никак не связано с тем, кем ты стал сейчас: ты летчик королевских вооруженных сил, получивший медаль за отвагу.

– Я сошелся с ребятами, которые буквально купались в деньгах, – с сожалением сказал Макс. – Мне хотелось иметь то, что имели они, – дорогую одежду, машину. Я растратил целое состояние на выпивку, а, когда мы играли в карты, минимальной ставкой был фунт.

– Все это давно в прошлом, – успокаивала его Руби.

– Что же касается моей медали, я получил ее практически ни за что. Едва поднявшись в воздух, я нос к носу столкнулся с чертовым «хенкелем». Я знал, что в меня попали, но все равно продолжал делать то, ради чего взлетел, – стрелял во всех фрицев, которых видел. Я подбил тот «хенкель» и еще с полдюжины. Когда я вернулся на базу, то обнаружил, что у меня в плече засела пуля. – Макс с усмешкой пожал плечами. – В воздухе я ничего не чувствовал, но мне все равно дали медаль. – Внезапно на что-то разозлившись, он продолжил: – Дело в том, что каждый человек в этих чертовых ВВС заслуживает медаль за отвагу!

Макс замолчал и, нахмурив брови, прислушался.

– А почему в доме так тихо? Как-то непривычно. И где этот чертов кот?

– В доме нет никого, кроме нас с тобой. Когда я в последний раз видела Тигра, он сидел на дереве.

Лицо Макса исказила гримаса:

– Я жутко разозлился, когда мама написала в письме, что отдала его.

– Когда ты вернешься с войны, он будет здесь, – словно успокаивая его, сказала Руби.

– А ты будешь здесь, когда я вернусь?

– Только если ты не задержишься. Как только закончится война, приедет твоя мать, и нам придется искать себе другое жилье. Ты можешь оставить мне адрес миссис Харт?

– Он лежит в моем шкафчике на базе. Надо будет не забыть выслать тебе его. – Макс довольно вздохнул. – Как приятно осознавать, что ты здесь и присматриваешь за домом.

Он казался таким юным и беззащитным, так много пережил, что Руби не совладала с импульсивным желанием по-сестрински поцеловать его в щеку. Но к его реакции она не была готова: Макс мгновенно обнял ее и поцеловал, причем уж никак не по-братски.

– Макс!

Руби уже хотела оттолкнуть его, но не стала этого делать. Этот молодой человек в течение многих месяцев рисковал своей жизнью, защищая ее и других людей, и много раз мог погибнуть. «Что мне стоит дать ему то, что ему нужно, и хоть как-то отблагодарить за героизм, с которым сражался он и его товарищи?» – промелькнуло у нее в голове. Она обняла Макса за шею.

– Ты такая милая! – хрипло говорил юноша. – Мне хотелось сделать это с того самого момента, как я тебя увидел.

В том, как его худые руки ласкали ее тело, чувствовалось отчаяние – как будто Макс пытался отгородиться от кошмара, в который превратилась его жизнь, и раствориться в таинственных изгибах женского тела. «Может быть, на него точно так же повлияло бы любое другое женское тело, – думала Руби, пока Макс стаскивал с нее одежду. – И что если вернется Бет?»

Больше Макс ничего не говорил – лишь издал восторженный стон, когда наконец вошел в нее.

Руби с нежностью гладила его лицо, делала вид, что его ласки вызывают в ней ответную страсть, но в то же время прислушивалась, не хлопнет ли входная дверь. Сейчас имело значение лишь одно – что Макс на мгновение забыл об ужасном времени, в которое все они жили.

– Это было чудесно, – прошептал он, когда все закончилось и Руби тихо лежала в его объятиях. – Когда-нибудь я вернусь к тебе.

Лицо юноши отражало переполнявшие его чувства, и он уже собирался поцеловать Руби вновь, когда снизу донесся крик, заставивший их обоих вздрогнуть.

– Мне надо идти, – сказала Руби, торопливо одеваясь.

У двери она обернулась:

– Макс, мне тоже было очень хорошо.

В тот вечер сирена завыла в семь часов. Бомбы перестали сыпаться лишь под утро рождественского дня.

Праздничный ужин был бы довольно мрачным, если бы все взрослые не притворялись, что им весело и хорошо, – в основном ради детей. Те получили кучу подарков, и их радость была заразительной, так что к концу ужина хорошее настроение за столом было уже практически искренним.

– В конце концов, – заметил Чарльз, – если Господь решил, что нам стоит сохранить жизнь, следует отпраздновать это, а не киснуть.