Я тихо вошел в темную комнату аэрологов и зажег свой электрический фонарь. Леня сразу проснулся, первым делом надел на нос очки, посмотрел на часы и сощурился от яркого света фонаря.
— Ну, что там? — тихо спросил он.
— Ветер около трех метров, — сказал я.
— А облака?
— Циррусы.
Леня сел на кровати, откашлялся и громко позвал:
— Лаврентий! Лаврентий!
С кряхтением и жалобными вздохами проснулся Каплин. Он всегда кряхтел и всегда вздыхал, что бы он ни делал, даже самую пустяковую работу; просыпался с кряхтением, вставал со вздохами, засыпал со стоном. Такой уж он был человек.
— Ну, вставать. Погода самая подходящая.
Аэрологи стали одеваться.
Натягивая на себя штаны и фуфайку, Леня не переставая говорил:
— Возьмешь оболочки двадцатого номера. У тебя есть размоченные? Надувать будешь из крайнего баллона. Пожалуйста, Веня, не пускай водород сразу. Пускай потихоньку. Ведь рвет же оболочки.
— Я и не пускаю, — вздохнув, отозвался Каплин.
— Как же не пускаешь? Вчера опять две оболочки лопнули. Оболочки надо, Веня, беречь. Здесь новых не достанешь. Ты аккумуляторы на зарядку поставил?
— Поставил, — проворчал Каплин.
— Ну, так ты иди в сарай, надувай шары, а я пойду в лабораторию снаряжать зонд. Ты нам поможешь выпустить зонд? — спросил меня Леня.
— Ладно, помогу, — сказал я. — У меня пока есть свободное время.
Мы вышли из дома. Было попрежнему безлюдно и тихо. Вся зимовка еще спала. Мы с Леней пошли на Камчатку, а Каплин медленно, со стонами поплелся в гору, к аэрологическому сараю. Отошел несколько шагов, остановился и принялся громко кричать и свистеть:
— Аю! Аю! Байкал! Аю! Жукэ! Ля-ля-ля!
Со всех сторон прямо из снега выскочили собаки и бросились к Каплину. Они окружили его, замахали пушистыми хвостами, двинулись вместе с ним в гору.
— Медведей боится, — сказал Леня Соболев. — Никогда один не ходит. Обязательно всю стаю соберет.
Мы вошли в тихий и спящий наш домик.
Вся Лёнина лаборатория была заставлена жестянками, бутылями с кислотой, аккумуляторами, большими картонными коробками с клеймом «Красный Треугольник». На подоконнике стоял ящик полевого телефона, соединявшего лабораторию с аэрологическим сараем.
Над столом висела продолговатая прозрачная целлулоидная коробка с жестяным пропеллером внизу. Коробка была разделена перегородочками на три части.
Внизу коробки виднелись какие-то рычажки, перышки, гребенки.
Я никогда еще не видал у Лени такого прибора.
— Что это за штука? — спросил я.
Леня бережно поправил пропеллер, разобрал какие-то проволочки, торчавшие из коробки, и гордо сказал:
— Это, брат ты мой, штучка с ручкой. Радиозонд.
«Живой» радиозонд я видел в первый раз. Он висел передо мной, поблескивая алюминиевыми и жестяными рычажками, колесиками, спиралями.
Я осмотрел радиозонд со всех сторон.
— Так вот, значит, он сегодня и полетит? — спросил я.
— Он и полетит, миляга. — Леня посмотрел на зонд с нежностью. — Полетит, красавчик.
Он осторожно выдвинул заслонку в правом отделении коробки и воткнул в какую-то катушку маленькую посеребренную лампочку.
— Вот мы ему язычок пристроили, — любовно сказал Леня. — Язычок, чтобы он с нами разговаривал. Молча-то скучно будет лететь, пусть поговорит с нами. А мы послушаем.
— А это что? — спросил я и почтительно показал пальцем на какую-то блестящую гребенку. — Это как называется?
Леня, продолжая снаряжать свой воздушный корабль, охотно рассказал мне о диковинных его приспособлениях.
В левой части коробки, оказывается, помещается маленькая метеорологическая станция. Она так искусно сделана из жести и алюминия, что свободно могла бы уместиться в пачке спичек. Весила она всего только около двухсот граммов. Эта станция следила за давлением воздуха, за температурой и влажностью.
В средней части целлулоидной коробки находилась собственная электростанция зонда. Она состояла из батареи маленьких целлулоидных аккумуляторов. Каждый аккумулятор был не больше коробочки для граммофонных иголок. В такой аккумулятор кислоту приходится заливать «глазной» пипеткой.
В правой части коробки устроена радиостанция. Пожалуй, это самое удивительное в зонде. Только полчаса назад я был на нашей радиостанции. Я видел там громоздкие передатчики, величиной с платяной шкаф, там ревел стопудовый мотор и суетились механик и радист.
А здесь я увидел такую же станцию, но она свободно уместилась бы у меня на ладони. И работала эта станция сама — без радиста и механика.
Когда радиозонд летит, метеорологическая его станция непрерывно наблюдает погоду, а электростанция вырабатывает ток, который заставляет зонд заговорить, заставляет посылать на землю радиосигналы о небесной погоде.
И весят все эти три станции самое большее 2 килограмма.
Вот какой это замечательный прибор! Изобрел его наш советский ученый П. А. Молчанов.
Первый радиозонд был выпущен в Слуцке 30 января 1930 года.
Леня осторожно перекладывал ватой аккумуляторы, как вдруг зазвонил телефон. Каплин сообщал из сарая, что все шестнадцать шаров благополучно надуты.
— Сейчас! Сейчас идем! — прокричал Леня в трубку.