На краю света

Долго ждать не пришлось. Таита напрягся и ощупал ослепившую его повязку. Рука у него тряслась, как у паралитика, зубы стучали, но ему удалось стиснуть их. Челюстные мышцы вздулись, и Мерен испугался, как бы старик не откусил себе язык. Большими пальцами он попытался раздвинуть магу челюсти, но рот Таиты вдруг раскрылся сам, и из него вырвался крик. Все его тело словно одеревенело, спазм за спазмом сотрясали его. Маг закричал в ужасе, потом застонал от отчаяния, наконец, разразился приступом безумного хохота. Смех столь же внезапно сменился рыданиями, такими горестными, словно сердце у него раскалывалось на куски. Потом он снова закричал и выгнулся так, что голова его коснулась пяток. Даже Мерен не мог удержать это тщедушное древнее тело, налившееся вдруг демонической силой.

– Что овладело им? – взмолился Мерен, обращаясь к Самане. – Останови его, пока он не убил сам себя!

– Его внутреннее око раскрылось, а он еще не научился управлять им. Ум его заполонили видения столь страшные, что они способны свести с ума любого обычного человека. На него обрушились все страдания человечества, – ответила Самана.

Она с трудом дышала от попыток заставить Таиту проглотить еще немного горького лекарства. Таита плевком отправил снадобье в потолок.

– Это то самое безумие, что убило северянина Вотада, – сказала Самана, обращаясь к Тансид. – Образы вливаются в его ум, как кипящее масло в пузырь, и, когда пузырь уже не в силах вместить больше, он лопается.

Она схватила руки Таиты, подбиравшиеся к повязке на глазах.

– Маг переживает сейчас утрату каждой овдовевшей женщины и каждой матери, потерявшей первенца. Он терпит боль всякого, кто пережил увечье, прошел через пытку или перенес болезнь. Душа его скорбит от жестокостей каждого тирана, от подлости лжи. Он сгорает в пламени разграбленных городов и умирает вместе с побежденными на тысячах полях сражений. Он испытывает отчаяние всех бесприютных людей на земле. Он заглядывает в бездну преисподней.

– Это убьет его! – Мерен пришел почти в такой же ужас, что и Таита.

– Если он не научится управлять внутренним оком, оно действительно убьет его. Держи мага крепче, иначе он повредит себе!

Голова Таиты замоталась с такой силой, что ударялась о каменную стену рядом с кроватью.

Высоким голосом, не похожим на ее собственный, Самана затянула песнопение на неведомом Мерену языке. Но молитва не возымела особого действия.

Мерен обхватил голову наставника руками. Самана и Тансид с двух сторон навалились на пациента, весом собственных тел мешая ему, бьющемуся в диких конвульсиях, причинить себе вред.

Тансид вливала свое благоуханное дыхание в его разверстый рот.

– Таита! – взывала она. – Вернись! Вернись к нам.

– Он не слышит тебя, – сказала ей Самана.

Она прильнула к нему и приставила сложенные ковшиком ладони к правому уху Таиты – уху правды. Жрица стала нашептывать какие-то успокаивающие слова на языке, на котором произносила молитву. У Мерена забрезжило какое-то воспоминание: хотя он не понимал слов, но прежде слышал, как Таита использовал это наречие в общении с другими магами. Это был их тайный язык, называемый «тенмасс».

Таита притих и повернул голову набок, словно прислушиваясь к словам Саманы. Голос ее стал более тихим, но настойчивым. Старик пробормотал что-то в ответ. Мерен сообразил, что жрица дает ему наставления, как закрыть внутреннее око, чтобы он мог остановить поток терзающих образов и получил время справиться со смятением нахлынувших чувств.

Все трое провели рядом с пациентом остаток дня и последовавшую долгую ночь. К рассвету Мерен совершенно обессилел и забылся сном. Женщины не стали будить его, позволяя отдохнуть. Тело Мерена закалилось в результате битв и тяжелых физических испытаний, но силой духа он не мог тягаться с этими женщинами и по сравнению с ними был как младенец.

Самана и Тансид не отходили от Таиты. Подчас он вроде бы засыпал, иногда проявлял беспокойство, то и дело начиная бредить. С закутанными повязкой глазами ему не удавалось отделить вымысел от реальности. Один раз он сел и с дикой силой притянул к себе Тансид.

– Лостра! – вскричал он. – Ты вернулась, как обещала. О, Исида и Гор, как же я ждал тебя! Все эти долгие годы я так мечтал, так жаждал быть с тобой! Не покидай меня снова!

Тансид эта вспышка не смутила.

– Не тревожься, Таита, – промолвила она, гладя длинные серебристые пряди. – Я останусь с тобой до тех пор, пока ты будешь нуждаться во мне.

Нежно, как ребенка, апсара прижала его к груди, и он снова впал в забытье.

– Лостра? – Тансид вопросительно посмотрела на Саману.

– Некогда она была царицей Египта, – пояснила та.

Используя свое внутреннее око и полученные от Кашьяпа знания, жрица могла заглянуть в ум Таиты и пролистать его воспоминания. Его беззаветная любовь к Лостре была для нее такой же реальной, как если бы она испытывала ее сама.