На краю света. Подписаренок

Через некоторое время в дом пришел отец. Он уважительно величал дедушку и бабушку сватом и сватьюшкой, но разговор у них как-то не клеился. Дедушко не расспрашивал его ни об урожае, ни о сенокосе и сам ему ничего не рассказывал. А бабушка то спускалась за чем-то в подполье, то выходила в сени по своим делам. Но помаленьку она все-таки разговорилась и стала жаловаться отцу на свое здоровье. И самой плохо, все болит и ноет, и за стариком надо ходить, да еще воспитывать его, так как он последнее время все стал путать да забывать.

Тем временем откуда-то с работы явились дядя Яков с теткой Татьяной. Дядю Якова я видел первый раз. Я ожидал увидеть злого, шипучего мужика, похожего на их дедушку. А дядя Яков оказался очень веселым и приветливым. Он сразу завел со мной ласковый разговор, сказал, что они с теткой Татьяной рады моему приезду, что им будет со мной веселее, а мне у них легко и вольготно. Дедушко теперь у них весь день лежит на печке и к хозяйству, слава богу, касательства не имеет, а бабушка с утра до ночи занята по домашности.

Я слушал дядю Якова и никак не мог понять, почему он бил и тиранил тетку Татьяну. Я никогда не поверил бы этому, глядя на то, как он уважительно теперь с нею обходится.

Когда мы садились за стол чаевать, дядя Яков даже не позвал дедушку с печки. И тот за весь вечер ни с кем из нас не обмолвился ни одним словом. Он только изредка кряхтел там и разговаривал сам с собой. И есть ему бабушка подавала прямо на печку.

За чаем я прислушивался к разговору отца с дядей Яковом и теткой Татьяной, а сам думал о том, какие у них должны были быть в этом доме ссоры да раздоры. Потом я стал припоминать драчливых мужиков в нашем Кульчеке. Народ у нас там ведь тоже разный. Одни мужики хорошие, веселые, балагуры, вроде Ивана Мартыновича. Работают, как все, по-каторжному, болеют от надсады, но живут без драк, без ссор, без крика, без ругани. Взять, к примеру, наших Ларивоновых или Осиповых. У дедушки Ларивона с бабушкой Улитой четыре сына. И все богатыри. Дядя Егор и дядя Ефим служили в гвардии. Младшего Илью тоже возьмут в гвардию, потому что и сейчас он и ростом выше, и лицом красавец. Дядя Лаврентий, дядя Егор и дядя Ефим уже поженились. У дяди Лаврентия уж дети пошли. А все живут под одной крышей. И живут без шума, без гама, без ссор, без драк.

И всей семьей верховодит бабушка Улита. И так верховодит, что никто и пикнуть не смеет. Все под ее команду, вместе с дедушком Ларивоном, пляшут.

Или, к примеру, взять Осиповых. Тоже семья большая. Стариков уж нет, и над всеми командует старший брат. И ростом, и силенкой бог его не обидел, а характер такой, что злого слова от него никто не слышал. И в семье порядок держит.

Теперь возьмите наших Бузуновых. Жили в отцовском доме, чуть не каждый день дрались. Наконец старший выделился. Теперь жить бы тихо да спокойно. Так нет же. По-прежнему ссорятся и дерутся. Нынче весной Евлантий пашет в Погорелке. Вдруг подъезжает к нему верхом Никифор и начинает крестить его на чем свет стоит. «Отвяжись, худа жисть, — уговаривает его Евлантий. — Не мешай пахать!» А тот как прилип. Ездит за ним по борозде и честит его. И в душу, и в сердце, и в печенки, и в селезенки. Да еще палкой норовит огреть. Терпел, терпел Евлантий и тоже начал огрызаться. А потом не на шутку рассердился и бросился на него. А тому верхом-то что. Сразу же скоком в сторону. Разве догонишь пешком конного. Плюнул ему Евлантий вслед и берется за соху. А Никишка опять тут как тут. Прилип и наскакивает драться. Тут Евлантию, хочешь не хочешь, приходится начинать драку. Он отстегнул из сохи пристяжную, схватил на меже стяжок и за ним. Гонялся, гонялся за ним, на диво всем соседям на пашне, наконец достал его, сшиб с лошади, и началась у них тут потасовка. Соседи хоть и привыкли к тому, что Бузуновы вечно дерутся, но на этот раз решили, что дело может кончиться худо. Разняли их. Кое-как уговорили Евлантия ехать на свою пашню, а Никишку пристращали каталажкой и отправили в деревню.