На краю света. Подписаренок

Я побежал. Отдушина около двери аккуратно заткнута куделей. Я осторожно открыл дверь и заглянул в баню. Она была пуста. Никаких следов, никакого мусора. Ничего-ничего. Но тепло. Только это и говорило о недавнем пребывании здесь прохожего человека. Неизвестно, откуда он пришел к нам и куда от нас удалился. Мне думалось, что он пошел искать клад в Шерегеш. А бабушка говорит, что он подался в другую деревню и обосновался там, как и у нас, в бане.

Глава 3 ПОСЕЛЕНЦЫ МАТЮГОВ И ИВОЧКИН

— Ты чего же это, Гаврило, думаешь? Ведь со дня на день пчелы начнут роиться, а у нас опять ни одной запасной колодки. Отроится новая семья, а нам ее не на что и отсадить. И опять уйдет молодой рой в тайгу.

— Сама видишь, все некогда да недосуг, — неохотно ответил отец, — то снасть вили, то полозья гнули. С одной мельницей сколько кутерьмы было. Теперь надо ехать боронить, а потом надо еще перелогу полдесятины поднять. Все дело да работа.

— Все дело да работа, — с упреком произнесла мама, — а в Убей рыбачить нашел время поехать. Это что — тоже дело да работа? И еще парня уманил с собой. Три дня проваландались там ни за что ни про что. Пустые ведь приехали.

— Так клева же не было.

— А когда он у вас там, клев-то, был! Как придет весна, так и бегут все сломя шею в этот Убей. Прямо наказанье какое-то. А потом являются оттуда ни с чем. И у всех один ответ: клева не было. Давай, завтра же поезжай куда хочешь и вези две новых колодки на два роя.

— Что же, в Шерегеш можно съездить. Там можно найти хорошие колодки.

В пояснение этого разговора мамы с отцом следует сказать, что мы уж много лет имеем свою пасеку. Вообще пчел у нас в деревне много, и редко у кого из справных хозяев нет своей пасеки. Есть пасека у Гарасимовых, у Рябчиковых, у Ермиловых, у Спириных… Но самая большая пасека у дяди Ильи. Сколько пчел у дяди Ильи, никто не знает. У нас в деревне ведь такое поверье, что пчела — она божья труженица и счет себе не любит… Начни ее считать да медок учитывать, она возьмет да и переведется. Поэтому бесполезно спрашивать наших мужиков, особенно дядю Илью, сколько у них ульев. На такой вопрос у дяди Ильи всегда один ответ:

— Да бог их знает. Невдомек что-то. С осени-то десятков около двух было. Да уснуло зимой сколько-то. А сколько выставил — уж запамятовал. Не знаю, не знаю. Не соврать бы.

Но если у дяди Ильи, у дяди Ивана, у Гарасимовых и у других пчеловодов счет ульям держался в тайне, то у нас тут скрывать было нечего. Уж много лет мы тоже имеем пасеку. Но на нашей пасеке никогда не было больше трех-четырех ульев. В позапрошлом году мы выставили на лето три улья. Зимой два из них уснули, остался только один. От него прошлым летом отроилась хорошая семья. И теперь у нас на пасеке два улья.

Пчелами у нас раньше занимался отец. Занимался он ими очень просто. Отвезет весной колодки к дяде Илье на пасеку. Недели через три-четыре наведается посмотреть их. В сенокос заглянет за медком. А потом оставляет их уж до самой уборки на зимовку. Кончалось это плохо. Если пчелы роились, то новая семья никак не хотела прививаться на воткнутых невдалеке в землю сухих хворостинах и уходила в тайгу. Меду в ульях почему-то всегда было мало.

Теперь мама сама взялась за пасеку и стала аккуратно следить за пчелами. В прошлом году она отсадила хороший рой. Не дала ему уйти в тайгу. Пчелы благополучно перезимовали у нас в подполье, а с весны сразу вошли в силу и стали хорошо работать. Теперь мама ждала от них два новых роя и требовала для них от отца колодки.

Вечером, когда мы все собрались за чаем, отец сказал:

— Ты, Конко, поезжай завтра под Тон. Перелог под Хмелевкой надо поднимать — затянули с ним. А после начнете с Акехой боронить.

— А чем я его поднимать-то буду? Сошник у сохи ведь не держится.

— Ничего. Мы вчера с Ворошковым на новый винт его закрепили. И новую гайку поставили. А сегодня я оттянул его как следует у кузнеца. Так что соха наша в полной исправности.

— А начинать бороньбу тоже будем под Тоном?

— Там и начнем. Я завтра в Шерегеш съезжу. Надо будет две колодки для пчел вырубить. А вечером мы с Акехой подъедем к тебе на пашню…

Тут я решил, что наступил подходящий момент попроситься с тятенькой в Шерегеш посмотреть те самые места, в которых скрывались разбойники. Может, там от них остались какие-нибудь следы и знаки. И я спешу использовать подходящий случай.

— А меня, тятенька, возьми завтра в Шерегеш за колодками, — обращаюсь я к отцу, стараясь придать своей просьбе самое ласковое выражение.

— Да ведь там комары тебя заедят.

— А я их, тятенька, не боюсь.

— Поезжай лучше с Кононом на пашню…

— Сильно он мне там нужен, — пробурчал Конон. — Будет весь день торчать на меже да ныть.

— Ну, куда я тебя возьму? Я верхом поеду, с одними передками от телеги. Ведь на передки тебя не посадишь?

— А я, тятенька, тоже верхом поеду. Сяду сзади тебя — и поедем вместе. Он ведь большой, Савраско-то. А в Шерегеше я помогать тебе буду.