На краю света. Подписаренок

Я тоже молчал и тоже думал. Но мои думы были связаны почему-то не с волостью, а с дорогой, по которой мы медленно поднимались на Симистюль. Комские ездят по ней на свои пашни и покосы. Меня же эта дорога, если я даже только смотрю на нее, непременно уводит к нам в Кульчек. Может быть, это потому, что я по ней много раз ездил к себе домой, когда учился в комской школе. Особенно запомнились поездки с братом, когда он приезжал за мной накануне пасхи и увозил меня на целую неделю на каникулы.

А пасха приходится у нас часто на самую распутицу, когда с гор бросается весенняя вода и сносит все мосты. Тогда в Кульчек надо пробираться на верховых через горы по Подтонью. А это дело не такое простое, так как приходится проезжать несколько ключей, по которым с шумом и ревом катится весенняя вода. И как только мы выезжали из Комы, то сразу начинали думать, как нам перебраться через Симистюль, как бы не накупаться в Казлыке и в других безымянных логах. Помилуй бог! Чуть не сообразишь, в каком месте лучше переехать какой-нибудь ерундовый ложок, так и ухнешь вместе с конем в какую-нибудь яму. Попробуй потом из нее выбраться. Хорошо, если благополучно вылезешь. И мы, конечно, много раз купались с Кононом во время этих поездок. Тонуть, правда, не приходилось, потому что Конон хитрый и смелый. И сразу видит, как лучше проехать в опасных местах.

Зато как хорошо, когда приедешь домой. Сколько разговоров о том, что хоть и перемокли, и даже накупались, но не ушиблись, не покалечились и, слава богу, благополучно добрались до дома.

А как хорошо идти в Кульчек из Комы пешком около троицы. Весна в полном разгаре. Деревья, трава, хлеба на полосах — все в самом соку, все густо зеленеет и как бы радуется жизни. Цветов видимо-невидимо. Даже хмурый Тон весь покрыт высокой густой травой и выглядит приветливее, чем обычно. Птицы все время перепархивают с куста на куст. Где-то невдалеке о чем-то кукует кукушка. Даже комары не особенно надоедают. Сорвешь несколько березовых веток и спокойно отмахиваешься. А идти интересно. Дорога идет больше березняками с широкими полянами, покрытыми сплошным ковром ярких цветов. Место высокое. Идешь и обозреваешь и комские, и чернавские, и безкишенские пашни. Все они со своими сопками, стрелками, солнопеками и заветерами виднеются где-то внизу. Дальше, за темным анашенским бором, голубеют таинственные горы за Енисеем. А пройдешь Тон — впереди высится громада Шерегеша. Стоит огромный и какой-то торжественный. И стоит прямо над нашим Кульчеком. А от Тона начинаются уж наши кульчекские пашни. А недалеко за Хмелевкой и наша пашня. Идешь и вспоминаешь, как ты там боронил, возил копны, как потом начал косить и жать. Вспоминаешь, как мы неделями жили там с братом на пашне. Он с восходом солнца выезжал с сохой на полосу, а я корчевал березовые пни на старой заброшенной залежи.

Наконец мы выехали на Симистюльскую гору. Пришло время расставаться. Отец слез с тарантаса, поправил шлею на Гнедке, подтянул перетягу и долго-долго что-то возился с супонью. Он затягивал ее и вновь распускал, опять затягивал и завязывал и опять отпускал. И все что-то ворчал про себя. Я стоял около тарантаса и не мог понять, почему он так долго валандается с этой супонью. Тем более что и супонь-то исправная. Я сам запрягал утром Гнедка. Наконец он последний раз затянул и завязал ее, поправил на Гнедке еще раз шлею, подтянул перетягу и подошел ко мне.

— Ну, брат, оставайся. А я поеду. А то дома уж заждались меня. В это воскресенье мать ты уж не жди. А на следующей неделе она приедет понаведать тебя. Ну, я поехал…

Отец слегка тронул Гнедка и медленно, не оглядываясь, поехал вниз в Симистюль. Я долго стоял на дороге и смотрел ему вслед. А потом, когда он скрылся за поворотом, поднялся на высокий чудской курган недалеко от дороги. С него хорошо была видна вся противоположная сторона Симистюля. Дорога медленно наизволок поднималась там в гору. Она то скрывалась за березками, то опять шла чистым местом. Я сел на курган и стал смотреть, как отец медленно едет в гору. Гнедко шагисто, без понуканий, идет по дороге. Он, вероятно, доволен, что наконец-то кончилась эта длинная комская морока с непонятными ожиданиями то у одного, то у другого дома. Отец чувствовал, конечно, что я стою на этом чудском кургане. Но он не оглядываясь ехал шагом в гору, пока не скрылся за крутым поворотом в густом березняке.

Долго еще сидел я на кургане и смотрел на дорогу, по которой отец уехал домой. Я знал, что теперь он едет уж не шагом, а крупной рысью, и хорошо понимал, почему он не оглядывался и не подавал мне с той стороны никаких прощальных знаков. Он понимал, что, может быть, навсегда отвез меня из родного дома и отправил в чужие люди искать свою судьбу…

ПОДПИСАРЕНОК

Глава 1 ВОЛОСТЬ

Я пришел в волостное правление, когда дедушко Митрей только что начал там свою утреннюю уборку.

Я тихо прошел через сени в прихожую и уселся на скамейку.

— На занятие явился? — сразу заметил меня дедушко Митрей.

— Явился… — не очень уверенно ответил я.