— И повестки, и циркуляры разные. Иногда нам присылают длинные-длинные циркуляры. Ну, что-нибудь насчет выколачивания с мужиков податей, чтобы весной не жгли в полях палы, не оставляли в тайге костры, чтобы прививали обязательно всем ребятишкам оспу и все такое… С такого циркуляра мы пишем особыми чернилами копию и делаем на ней приписку: «Всем сельским старостам — к сведению и неуклонному исполнению», ставим подписи нашего волостного начальства. Потом печатаем все это на гектографе и рассылаем по волости. Вот, брат, какая штука этот гектограф. Спасибо тому, кто его придумал. Теперь вставай к плите. Смотри внимательно да помешивай его, когда он начнет распускаться. Под плиту дров не добавляй. Важно, чтобы он распускался медленно. Я потом загляну сюда или пришлю Петьку.
Теперь я остался один перетапливать этот гектограф. Он медленно таял на моих глазах и постепенно превратился в темную жидкую массу. Я усердно перемешивал ее и ждал Ивана Фомича или Петьку. Но ни тот, ни другой не приходили. Тогда я сам решил сбегать к ним и оставил гектограф на попечение дедушки Митрея.
В канцелярии я увидел много народа. Кроме комского писаря, урядника и старшины, здесь сизели фельдшер Стеклов, Белошенков и еще какие-то люди. В комнату к Ивану Иннокентиевичу тоже набилось много народа, и оттуда то и дело доносился оглушительный смех.
Иван Фомич сидел за своим столом и разговаривал с каким-то человеком. Увидев меня, он рассмеялся и сказал:
— Почта, брат, из Новоселовой пришла. Теперь мне отсюда уж не вырваться. Вот тебе бутылка с глицерином… — Тут Иван Фомич достал откуда-то из-под стола бутылку. — Налей из нее в гектограф, ну так примерно с полчашки и все время размешивай. А когда он у тебя равномерно разойдется, осторожно сними его с плиты и поставь у них в сторожке на стол минут на двадцать. Когда он как следует застынет, попроси дедушку Митрея отнести его в судейскую. А сам иди домой. Сегодня работать нам все равно не дадут. А завтра приходи пораньше и занимай мое место. Я подойду, и мы начнем с тобой печатать.
Глава 2 ПЕРВЫЕ ПОРУЧЕНИЯ
На другой день я явился в волостное правление, когда дедушко Митрей еще не управился там со своей работой. К моему удивлению, я уже застал Ивана Фомича. Как и вчера, он читал за своим столом какую-то газету.
— Обожди, немного, — сказал он, увидев меня, и снова углубился в чтение. При этом он, как и вчера, все время то гмыкал, то смеялся, то ругался. Наконец аккуратно сложил газету, шлепнул по ней ладонью и сказал:
— Живут же где-то люди, что-то делают! В газетах о них пишут. В одном месте организовали кооператив, в другом — кредитное товарищество, в третьем — маслодельную артель. В Солбе учредили еженедельный по средам базар. В одних местах какие-то торги, в других переторжки. В селе Амонашевском обнаружен труп неизвестного человека. Только у нас в волости ничего не происходит. Во всей волости нет ни одного кооператива, ни одной маслодельной артели, ни одного базара. Попробовал отец Петр организовать в Коме общество трезвости. В селе триста дворов, не считая всяких приезжих и поселенцев, а в общество вступило четыре человека. Вот и живем так. Весь мир сам по себе, а мы сами по себе. И знают нас только потому, что мы платим подати да поставляем солдат. Только поэтому и числимся где-то по окладным листам да по призывным спискам. Вот так-то, мой дорогой. Мы ведь, оказывается, родня с тобой. Наша Оксинья-то теткой тебе приходится. Ну что ж, будем родственниками. А теперь займемся гектографом. Или постой, поговорим сначала с дедушкой Митреем.
Тут Иван Фомич снова развернул газету, подмигнул мне и кликнул дедушку Митрея. Тот вышел из судейской с веником в руках и недовольно спросил:
— Ну, чего тебе опять?..
— Ты недавно плакался, что у вас в прошлом году потерялся конь из табуна?
— Потерялся.
— Не нашли его?
— Найди попробуй. Все суседские деревни объездили, везде узнавали, спрашивали. Но так и не нашли. Добрый конь был. Сорок рублей давали. Пропал ни за грош.
— А какой масти он был?
— Мухортой масти, с темными крапинами.
— Нашелся твой конь, Митрей Васильевич. Говори: слава богу.
— Как нашелся?
— Так и нашелся. Пришатнулся к лошадям Сосипатра Козулина в деревне Тарайской.
— Это где же такая деревня? Я что-то и не припомню… За рекой или на Июсе где?..
— Деревня-то? Далеконько отсюда. В Знаменской волости, где-то за Батенями…
— Эвон куда зачесался! Далеко ведь отсюдова. Неужто цыганы туда угнали?
— И цыгане могли угнать, и сам мог туда податься. Как перебрался за реку, так и пошел от деревни к деревне прямо в Знаменскую волость. А там, значит, и пришатнулся к лошадям этого Сосипатра Козулина.
Иван Фомич говорил все это серьезно, и дедушко Митрей даже не заметил, что его опять разыгрывают…