На краю света. Подписаренок

— Да не белой березы он испугался, а белого царя. Прослышал, что придет белый царь, значит, начнутся всякие подати да повинности, да еще, чего доброго, в солдаты начнут забирать, да на войну погонят.

— А если раскопать наш курган да посмотреть там чудской народ? — допрашивал я отца.

— Анашенские пробовали копать. Всё думали золотишко там найти. Выкапывали горшки, железные ножики да медные бляшки для лошадиной снасти. И еще какую-то ерунду. А золота не нашли. Так и в нашем кургане, кроме горшков да медных бляшек, ничего не найдешь. Стоит ли из-за этого время терять.

А мама рассказала мне, что раньше в здешних местах жили татары — Тахтараковы, Калягины, Лалетины… «Дедушко-то твой в Чернавке тоже был из татар. И фамилия у него была татарская — Тахтин. Раньше, говорят, их много было по нашим деревням. Но одни ушли потом за реку на Абакан. Там теперь живут. А которые остались, пашут пашню, помаленьку обрусели, говорить по-своему разучились».

— А чудской народ, который закопался в курганы? — допытывался я у мамы.

— А чудской народ, видать, был еще раньше, до татар…

Больше о чудском народе я так ничего и не узнал. За его страшным концом скрывалась какая-то большая и непонятная для меня тайна. Но никто, сколько я ни расспрашивал, мне эту тайну не раскрыл…

С осени я собрался вместе с Кононом ходить в школу учиться. Отец с мамой ведь давно уж решили отдать меня Павлу Константиновичу в обученье. Решить-то решили, а в школу не ведут. Говорят — обожди да обожди, что у меня года еще не вышли.

Между тем Рябчиковы уже отвели к Павлу Константиновичу своего Степку, дядя Иван — Варивоху, а дядя Гарасим — Матвея. Наш сосед Ехрем Кожуховский тоже, говорят, решил отдать своего Микишку в школу. Через день, через два все они пойдут учиться. Веселые, нарядные сядут за парты, и Павел Константинович начнет рассказывать им разные интересные истории. При мысли об этом я стал так горько плакать, что отец и мать решили попробовать все-таки определить меня нынче в школу.

На другой день рано утром мы пошли с отцом к Роману Бедристову, в большом крестовом доме которого помещалась пока наша школа. Несмотря на раннее время, у Бедристовых собралось уж много народа. Одни пришли с ребятами, которых они сегодня будут сдавать Павлу Константиновичу. Другие заявились просто из любопытства. Увидели народ у Бедристовых и зашли посмотреть да потолковать о школьных делах.

В ожидании Павла Константиновича все расселись в бедристовском дворе на бревнах, которые были аккуратно сложены здесь у забора.

Приведенные ребятишки с виноватым видом жались около своих родных и осторожно наблюдали друг за другом. Среди ожидающих я заметил Ехрема Кожуховского, который уже пришел сюда со своим Микишкой.

Отец подошел к ближайшей группе, в которой находился Ехрем, и тоже присел на бревно. Я пристроился около него и стал прислушиваться к тому, что здесь говорилось о нашей школе и по поводу нашего поступления в школу. И хотя все сидели тут со своими ребятишками, которых уже решили отдать в школу, но говорили больше о том, как тяжело и трудно мужику учить своих детей. Потому что как ни мал парнишка, а в семье он уж все-таки подмога. Осенью, когда начинается ученье, он еще может ходить подпаском на заимке, зимой управляться со скотом, подсоблять на гумне. Ну а весной, известно, ребята боронят. Как ни прикидывай, а такой клоп заменяет в хозяйстве взрослого человека, особенно у малосемейных, и отрывать его на три года от дома нет никакого расчета. А о девчонках и говорить не приходится. Без них матерям как без рук. С малых лет впрягаются в домашность. Избу подмести, на стол собрать, дров принести, коров на проруби напоить, кур, свиней накормить, за тем сходить, за другим сбегать… А если в доме ребенок и нет бабушки? От него ведь не отойдешь. Опять же девчонкам приходится нянчить. А немного подрастет — начинает помогать стряпать, за скотом ходить, полы мыть, куделю прясть, холст белить. Да что там говорить! Разве тут до ученья.

Но хочешь не хочешь, а хоть парнишек приходится учить. Потому что пришли такие времена, что без грамоты стало как без рук. То письмо откуда-нибудь придет, то самим надо кому-то написать. Каждый раз надо ходить да кланяться. А не дай бог война. Сколько народу угонят в солдаты. Тут уж неграмотному человеку совсем беда. Увезут куда-то — и ни слуху ни духу. Может, на счастье, и придет искалеченный. А то и совсем сгинет на чужой стороне. Как в воду канет. А грамотный человек все-таки весточку подаст. Теперь в сельском обществе — то приговора какие-то пишут, то бумаги от начальства выходят. И всех заставляют расписываться. Раньше просто было: палец к казенной бумаге приложил или крестик поставил. И все. А теперь это почему-то отменили. Или сам расписывайся, или иди за кем-либо, кто за тебя мог бы расписаться.