Читаем На краю света. Подписаренок полностью

Тут я первое время ожидал от великомучеников каких-нибудь новых чудес и необыкновенных подвигов и никак не мог уразуметь, почему во время казни с ними не происходило этих чудес. В самом деле, переносит святой немыслимые мучения, исцеляет силой божьей от невиданных болезней и творит неслыханные чудеса, а как дело доходит до казни, то, вместо того чтобы сотворить какое-нибудь новое чудо, посрамить язычников, спасти себя, чтобы делать добрые дела, исцелять больных, воскрешать мертвых, укреплять истинную веру, он с великой охотой идет на эту казнь. И язычники спокойно отрубают ему голову. То ли этому святому хочется скорее попасть в царствие небесное, или против меча и топора бессильна была сила божия.


В общем, к концу года я потерял всякий интерес к чтению религиозно-нравственной литературы, хоть это и не поколебало моей тяги к торжественному, красивому строю церковной службы. Но мне и в голову не приходило теперь заняться поисками новых жизнеописаний праведников и тем более, в подражание им, целиком посвятить себя молитве, посту и спасению своей души. А вот тяга к чтению интересных повестей и рассказов, разных приключений на суше и на море, к которому приучил нас Павел Константинович, осталась. Я мечтал о таких книгах, жаждал их читать, искал их через своих товарищей и, если что-нибудь находил, с жадностью поглощал. Но в Комской школе таких книг не было, а через ребят мне попадали в руки такие книжицы, как «Шерлок Холмс», «Пещера Лейцхвейса», «Элеонора — мстительница женщин» и все такое. Я понимал, что эти книги плохие по сравнению с теми, которые выдавал нам для чтения Павел Константинович. Но все же они казались мне интереснее «Уроков из жизни святых». Читал я эти книжки, а сам думал о том, какая хорошая школа была у нас в Кульчеке и какой хороший учитель был наш Павел Константинович.

Глава 12 У МАЛАХОВЫХ

На следующий год меня переселили от тетки Орины к тетке Татьяне. Тетка Татьяна была мамина сестра и была замужем за дядей Яковом Малаховым. Семья у Малаховых была небольшая. Дядя Яков с теткой Татьяной. Потом еще дедушко с бабушкой.

И хоть родня они были нам очень близкая, но при наездах в Кому мы никогда к ним не заезжали и в гости к ним не ходили. И встречалась мама с теткой Татьяной как бы крадучись, в переулке, который идет мимо их дома. Встретятся в этом переулке и говорят о чем-то. И все с опаской, чтобы их кто-нибудь не увидел. Тетка Татьяна даже в переулок не выходила, а говорила с мамой через забор. Поговорят так, поплачут и разойдутся. Мы с мамой пойдем к тетке Орине, а тетка Татьяна в свой дом.

Я по малолетству не понимал еще, кого они боятся. А когда подрос, то узнал, что дядя Яков бьет тетку Татьяну, таскает ее за косы по полу. Но последнее время он, видать, вошел в ум — и жизнь у них наладилась. Они решили даже взять меня к себе на жительство, пока я буду учиться во втором классе.

И вот мы приехали теперь прямо к ним. На дворе никто нас не встретил. Дяди Якова с теткой Татьяной дома, видать, не было. Но отец как ни в чем не бывало стал распрягать Гнедка, а меня послал в избу.

А мне одному идти в дом к ним не хотелось. Я уже знал, что дедушко у них человек нехороший и что это он со своей бабушкой загубили жизнь тетки Татьяны. И встречаться мне с ними было как-то боязно. Поэтому я пошел в избу довольно-таки робко.

Дедушко сидел в это время за столом под образами. Он осторожно колол ножом спички — делал из одной спички две — и не ответил на мое «здравствуйте». А бабушка возилась в кути по хозяйству и сердито буркнула: «Раздевайся, раз приехал».

Я не торопясь снял шабур, свернул его калачиком и осторожно положил на скамейку около кровати. А шапку и опояску повесил на гвоздик у дверей. Потом уселся на лавку и осмотрелся.

Изба как изба, с дверью в горницу. Дверь эта почему-то была наглухо заколочена. Дедушко сидел за столом и продолжал колоть свои спички. Он был невысокого роста, с седыми волосами, с небольшой белой бородой и с какими-то колючими глазами. Спички иной раз под ножом у него ломались, или с них отставала горючая сера. И тогда он начинал ругаться. Ругался он негромко, но с каким-то шипящим присвистом, зло и сердито. Ругал он бабушку за то, что она вместо печурки положила коробок со спичками на окошко. И спички на окошке отсырели, и теперь плохо колются, и горючая сера с них отваливается. А некоторые спички от сырости просто ломаются. Не успеешь ее в руки взять, а она уж переломилась. Из-за этого несколько спичек пришлось выбросить. Профукаешься так на одних спичках…

Ну а бабушка, конечно, оправдывалась, говорила, что коробок с серянками, как всегда, лежал в печурке и что дедушко придумывает, что она положила его на окошко.

Эти возражения так расстроили дедушку, что он стал прямо задыхаться и кричать, что все в доме лодыри и что без него все хозяйство идет теперь прахом. Потом сердито затолкал свои наколотые спички в коробок, тяжело встал из-за стола и, кряхтя, полез на печку.

Перейти на страницу:

Все книги серии Память

Лед и пепел
Лед и пепел

Имя Валентина Ивановича Аккуратова — заслуженного штурмана СССР, главного штурмана Полярной авиации — хорошо известно в нашей стране. Он автор научных и художественно-документальных книг об Арктике: «История ложных меридианов», «Покоренная Арктика», «Право на риск». Интерес читателей к его книгам не случаен — автор был одним из тех, кто обживал первые арктические станции, совершал перелеты к Северному полюсу, открывал «полюс недоступности» — самый удаленный от суши район Северного Ледовитого океана. В своих воспоминаниях В. И. Аккуратов рассказывает о последнем предвоенном рекорде наших полярных асов — открытии «полюса недоступности» экипажем СССР — Н-169 под командованием И. И. Черевичного, о первом коммерческом полете экипажа через Арктику в США, об участии в боевых операциях летчиков Полярной авиации в годы Великой Отечественной войны.

Валентин Иванович Аккуратов

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука