На краю тени

— Мы разорены. Сами потеряли все, да еще из-за нас пострадали тетушка Меа и Брайан. У нас есть способ многое исправить, и они этого заслуживают. В том, что те юнцы подожгли конюшню, целиком наша вина.

— Хочешь сказать, моя вина, — заметил Кайлар.

В своей комнатке плакала Ули. Девочка слышала через стену, как они кричат друг на друга.

Разберись он с Томом Греем по-своему, тот бы от испуга обходил дом тети Меа за пять кварталов. Кайлар знал музыку улиц. Он говорил языком силы, играл нежные аккорды угроз, навевал страх в сердца людей. Однако ноты песен, которым его учил Дарзо, не представляли собой силлогизмов. Не было ни тезы, ни антитезы, которые в гармонии создают синтез. Это другая музыка. Музыка логики слишком аристократична для улиц, чересчур тонка. Все нюансы не в такт.

Когда бы мокрушник ни играл, его лейтмотив — страдания, ибо каждый понимает, что такое боль. Жестоко, зато без нюансов. Кайлар мог разобраться со всей хулиганской шестеркой вместе с Томом Греем, не выказывая своего таланта.Остались бы юнцы с синяками да удивленными лицами, и только. Но даже если бы Элена и позволила, могли Кайлар этим воспользоваться? Что, если бы она увидела его радость?

Он посмотрел ей в лицо. Элена была так прекрасна, что пришлось сдержать слезы.

«О чем это они? Какого черта?»

Кайлар вскипел:

— Почему бы нам не прекратить всю эту чепуху? Я говорю, что меч бесценен, а ты — что вполне хватит, чтобы открыть лавку. Я говорю, что продать его не могу, но объяснить почему не в силах. Поэтому ты говоришь, что я на самом деле хочу быть мокрушником и меня удерживает только твоя воля. После чего начинаешь плакать. Так почему бы тебе не заплакать сразу? И я бы тебя обнял, и мы бы час целовались, и ты бы меня остановила, чтобы далеко не заходил. И ты спокойно уснешь, пока я буду лежать с открытыми глазами и болью в яйцах. Нельзя ли сразу перепрыгнуть к части с поцелуями? Потому что в нашей с тобой несчастной жизни я наслаждаюсь лишь тогда, когда думаю, что ты получаешь не меньшее удовольствие, и возможно, сегодня мы — наконец-то! — переспим. Что скажешь?

Элена стерпела.

Он видел, как ее глаза наполнились слезами, однако она не заплакала.

— Скажу, что люблю тебя, Кайлар, — тихо и спокойно ответила Элена, и тревожные морщинки исчезли. — Я в тебя верю, и я с тобой, несмотря ни на что. Я люблю тебя. Слышишь? Люблю. Просто не могу понять, почему нельзя продать меч… — Она вздохнула. — Но принять это могу. Ладно, больше вспоминать о нем не буду.

Итак, теперь он действительно стал подонком. Сидит на богатстве, вместо того чтобы содержать жену и дочь и отплатить людям, которые из-за него пострадали. А она собирается его принять. Как благородно.

«Она меня совсем не знает. Только думает, что знает. Ничего подобного. Приняла меня, считая, что Кайлар — всего лишь поздняя, грязноватая версия Азота. Я не грязь, а дерьмо. Убиваю людей, потому что нравится».

— Милый, пойдем в постель, — сказала Элена.

Она стала раздеваться, и холмики грудей сквозь ночную сорочку, изгибы бедер и длинные ноги возбудили его, как обычно. При свече ее кожа блестела, и взгляд Кайлара застыл на одном из сосков. Элена задула свечу. Он уже был в исподнем и хотел ее. Хотел так страстно, что задрожал.

Кайлар лежал на боку, не трогая Элену. Проклятый ка'кари наградил его отличным зрением, даже в темноте. Проклятый, потому что он ее по-прежнему видел. Видел боль на лице. Похоть была оковами, и он чувствовал себя ее рабом. Похоть внушала Кайлару отвращение, и, когда Элена повернулась и прикоснулась к нему, он даже не шевельнулся. Затем лег на спину и уставился в потолок.

Судя по всему, сразу к последней части. Открытые глаза и боль в яйцах.

«Меня тут не должно быть. Что я делаю? Счастье — не для убийц. Я не в силах измениться. Ничтожество, пустое место. Аптекарь без лекарств, отец, который не отец. И муж — не муж, и наемный убийца, что не убивает.

Меч — это я. Вот почему от него не избавиться. Меч в ножнах, который стоит счастья, пылится на дне сундука. Не просто бесполезен. Хуже — мусор».

Он сел на постели, затем встал. Нагнулся под кровать и вытащил узкий сундук.

Элена села, когда он стал накидывать серый плащ мокрушника.

— Милый? — окликнула она.

Он оделся в секунды — Блинт тренировал даже это. К рукам и ногам пристегнул ножи, закрепил серию звездочек на запястье и привязал к пояснице крюк. Запахнул полы плаща так, чтобы приглушал все звуки, перекинул за спину меч Возмездия и натянул черную шелковую маску.

— Милый, — повторила Элена суровым голосом. — Что ты делаешь?

Кайлар не пошел к двери и не спустился по ступенькам. Нет, не сегодня. Вместо этого он открыл окно. Приятно пахнуло воздухом. Свобода. Он вобрал полные легкие и задержал дыхание, словно мог эту свободу оставить у себя. Ироничная мысль. Он разом выдохнул и глянул на Элену.

— То, что и всегда, любимая, — ответил Кайлар. — Все порчу.

Всплеск таланта— и он прыгнул в ночь.