Какое-то время Арсен стоит молча. Моей подопечной удается остановить кровотечение. Она шепчет над сестрой заклинанье, дует на рану, снова шепчет.
— Черт с тобой, живи, — выдыхает Арсен, и прокусив себе запястье, склоняется над Диной. С облегчением вздыхаю и отхожу в сторону. Теперь о ней есть кому позаботиться.
Когда Дина немного приходит в себя, отвожу ее в гостиницу. Несмотря на то, что мой сын сменил гнев на милость, ей опасно оставаться у нас в доме. К тому же я беспокоюсь за Айлин. У меня нет уверенности, что ведьма ей не навредит. Оплачиваю ей номер на месяц вперед. Надеюсь, что за этот отрезок времени они с Арсеном разберутся в своих отношениях. Я не могу отпустить ее, потому что она слишком много знает о нашей жизни и мало ли что ей взбредет в голову. И мало ли кто, даже случайно узнав об этом, решит разобраться с ее помощью, пусть даже невольной, в тонкостях нашего быта. Стереть ей память невозможно, а убивать не хочется. По крайней мере пока.
Поддерживая Дину за локоть вхожу с ней в лифт. Машинально думаю, как хорошо, что на ней черное платье — совсем незаметно крови. Она бледна, глаза впали. Ее все еще трясет от потери крови. Провожу ее в номер. Ведьма тут же опускается на кровать. Служащий отель приносит ее вещи. Заглядываю в бар и достаю оттуда бутылку вина. Открываю ее, и протягиваю девушке. Она делает несколько глотков и опускает голову на подушку.
— Спасибо, — тихо произносит Дина. — Ты дважды спас мне жизнь. Тогда, в Бариново, когда отвез в больницу. И сейчас. Теперь я твоя должница.
— У меня к тебе будет только одна просьба — не трогай Айлин. Не причиняй ей вреда. Больше мне от тебя ничего не надо, — говорю я.
— Что ж, — усмехается Дина. — Мне придется подчиниться. Я не трону Айлин. Но на ее дитя это не распространяется. В нашей семье не должно рождаться чудовищ. А этот ребенок обещает быть именно таким.
— Айлин больше не Савро. А значит, ни чем вам не угрожает, — говорю я. — Выздоравливай.
Выхожу из номера. Минуту топчусь у лифта, а потом решаю спуститься пешком.
Слова Дины заставляют меня задуматься о будущем своей воспитанницы. Ей только семнадцать. Ладно, через месяц исполнится восемнадцать лет. Но все равно это юный возраст, когда сложно понять, чего хочется на самом деле и куда двигаться. А она уже должна стать матерью. И было бы это по любви или хотя бы в паре… Тут даже отец непонятно кто. Впрочем, для их семейных традиций это нормально. Но сейчас я ее семья — и мне придется думать о ее будущем. Иногда мне кажется, что все это какой-то кошмарный сон и безумно хочется проснуться. Жить, как раньше, самому по себе. Скучно, незаметно, свободно. Без страстей и потрясений.
На этот раз мои инстинкты молчат. О том, что мне грозит опасность я понимаю слишком поздно, когда уже нельзя ничего сделать. Передо мной вырастет странный тип с двумя пистолетами в руках. Он абсолютно лыс, но на голове два костных шипа, напоминающие маленькие рога. Несмотря на холод одет в кожаные штаны и такую же жилетку. Руки от пальцев до плеч покрыты татуировками. У него квадратное лицо и тяжелый подбородок. Глаза маленькие, как у свиньи. Но все это не имеет значения, потому что он стреляет в меня. Первые две пули пробивают легкие. И по тому жжению, что я ощущаю, догадываюсь, что они из серебра. Он расстреливает меня почти в упор, и я мысленно удивляюсь тому, как долго я еще жив. Патроны заканчиваются, и он достает третий пистолет из-за пояса. Я падаю на асфальт. У меня не получилось дойти всего десять шагов до дома. Боль полностью забирает меня в свой плен. Невозможно ни дышать, ник кричать, ни попытаться отвести в сторону руку своего убийцы, когда тот приставляет пистолет к моему лбу.
Прикосновение чьих-то нежных, теплых пальцев тут же сменяются жуткой болью. И каждое новое касание заставляет вздрагивать и извиваться всем телом. Хочется оттолкнуть это существо, ударить. Но ни руки, не ноги не слушаются. Будто кто-то удерживает их в оном положении. Догадываюсь, что я привязан к чему-то. Меня захватили в заложники? Пытают? Чего от меня хотят? Куда я попал?
Пробую открыть глаза, чтобы понять обстановку. Но кроме красной пелены ничего не вижу. Вслушиваюсь в звуки — они напоминают мне гул турбин. И только боль, жуткая и обжигающая, кажется вполне конкретной и понятной.
Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем пытка заканчивается. По моим ощущениям она длилась вечность. Облечение наступает внезапно. Почти так же, как пробуждение. Словно кто-то щелкает пальцами, и ты как по волшебству открываешь глаза. Прислушиваюсь к своему организму — там тихо. Сознание тоже проясняется. Остается только слабость и горький привкус во рту. Медленно поднимаю веки. Я лежу в своей спальне. Мягкий свет от маленького светильника нежно обволакивает комнату. Рядом со мной в кресле закинув ногу на ногу сидит Америго и что-то читает. Присматриваюсь. Ту самую книжку Дила Марино, которую показывала мне Айлин. Похоже, она и ему им уши прожужжать успела.