На краю времени

Он вернулся. Как всегда красивый, высокомерный, хладнокровный, с ироничной полуулыбкой на губах. Ему и так любая тряпка шла, а в парадной имперской форме он вовсе был неотразим. На торжественных приёмах благородные девицы гроздьями свисали с его локтей, буравя друг дружку ненавидящими взглядами и шипя под нос оскорбления, а у бедняжки Шэрди, серой тенью бродившей среди разряженных аристократов, по спине разгуливали мурашки размером с черепах — из потемневших, почти черных глаз принца смотрела сама смерть. Прежде это были лиловые звёзды, блеск которых девушке часто хотелось пригасить хоть чем-нибудь — так ярко и насмешливо они сияли. Теперь Шэрди нацепила бы перья и станцевала лаанго на военном параде, только бы увидеть искорку прежнего света. Своевольные пальцы в который раз набирали ком-код медицинского сектора, что отпечатался в памяти лучше, чем день её рождения, и ар-лейтенант отчаянно боролась с желанием подойти к принцу и…

Разумеется, подойти. Как раз в тот момент, когда он с подчёркнутым вниманием выслушивает восхищённый щебет блистательной Тгрины ди Арванэивин (выхода нет, когда за ним, словно хищный беркут, следит сам император) и, стараясь не встречаться с ним взглядом, спросить, с усилием выталкивая застревающие в глотке слова: "Светлейший принц, а не хотите ли… то есть, не желаете ли… может, вам было бы лучше… Клык Проклятого, Риган, вали на психокоррекцию, пока последние мозги не растерял!.."

Замечательно. Великолепно. Молодец, Шэрди.

Женщина не подошла и ничего не сказала, потому что в какой-то момент поняла: тэй ар не станет её слушать — и попросила совета у единственного человека, которому полностью доверяла. Командующий гвардии ар-генерал ди Зариттиан выслушал Шэрди очень внимательно и в ультимативной форме заявил: "Душевное здоровье принца — не твоё дело. И не дело гвардии". Но график её дежурств оказался перекроен таким образом, что в последующие дни она не отходила от принца дальше, чем на десять шагов.

Это были странные дни. Аргеанаполис лихорадило в ожидании суда над "Детьми Света", воздух был наэлектризован, как перед грозой. А принц внезапно пристрастился по ночам подниматься на одну из дворцовых башен, откуда открывался удивительный вид на крыши Аргеанаполиса, и сидеть там до утра, глядя на звезды.

И гроза грянула.

Спустившись в одиночестве с башни, куда незадолго до того поднялся вместе с сыном, император прошагал мимо Шэрди, не заметив её: тень и есть тень. Потом она стояла в третьей линии охраны, а владыка недрогнувшим голосом объявлял, что нервный срыв стоил его высочеству жизни. Никто из придворных не посмел спросить, как это произошло. Высокородные князья поспешили рассыпаться в изъявлениях сожаления, таких же фальшивых, как слезы враскеля, и удалиться с облегчением. Неподдельным.

Даже последний глупец понимал, что на самоубийство наследник, для которого долг перед империей не был пустым словом, никогда бы не пошёл.

Когдаа Шэрди думала об этом, ей хотелось выть в голос, как оголодавшему харки, крушить всё, что под руку подвернётся, ругаться словами, приличествующими не воспитанной ардражди, а донным крысам. У брата, работавшего в службе социальной помощи, был богатый лексикон, и он не уставал делиться с сестрой интересными выражениями. Но на лице её, конечно же, ничего не отражалось. Шэрди хорошо умела прятать мысли и эмоции — сказывались длительные тренировки сначала с родителями, а потом вышестоящим начальством (отец, правда, увидев её отсутствующий взгляд, сразу тянулся за прадедовским ремнём, и приходилось срочно удирать). Ардражди должны быть невозмутимы. Хладнокровны. И она возненавидела себя, если бы позволила кому-нибудь заглянуть в свою мятущуюся душу.

Сослуживцы не замечали перемен. Заложив руки за спину, Шэрди стояла среди командиров подразделений, терпеливо ожидая назначения и зная, что ей, как всегда, достанется один из худших участков — серая тень с каменным лицом среди таких же серых теней. Только она одна знала, что это спокойствие натянуто с неимоверным трудом и омерзением, как чужая, воняющая потом футболка. Что ещё немного — она не выдержит и сорвётся.