— Нам нужно лечь пораньше. Не исключено, что завтра мы можем обнаружить «Норфолк». Гарантий нет, но это вполне возможно. Однако, прежде чем лечь на боковую, хочу кое-что спросить у вас. Возможно, вопрос вам покажется неуместным, и я не обижусь, если вы не захотите отвечать на него. Что вы думаете об этом дезертирстве?
— Послушайте, дорогой мой, — отвечал Стивен. — Неэтично выведывать у судового врача что-либо относительно членов экипажа, поскольку почти все они рано или поздно становятся его пациентами. Подобно священнику, который не вправе разглашать тайну исповеди, медик не может обсуждать своих пациентов. Я не стану рассказывать вам ни о том, что я думаю об этом бегстве, ни о людях, замешанных в нем. Однако, если хотите, я расскажу вам, о чем думают на судне, не давая никакой гарантии в правдивости или ошибочности этих предположений и не прибавляя к ним ни собственного мнения, ни тех сведений, которыми я, возможно, располагаю.
— Прошу вас, Стивен.
— Ну так вот, все считают, что длительное время Холлом был любовником миссис Хорнер, о чем Хорнер узнал с неделю назад…
— От такого можно сойти с ума, — заметил Джек Обри.
— … и что он увел их в дальний конец острова под предлогом серьезного разговора и там забил до смерти. У Хорнера с собой была дубинка, а сам он чрезвычайно сильный мужчина. Говорят, что он подтащил тела к краю обрыва и сбросил их в море. Люди жалеют миссис Хорнер, которая была так молода, великодушна, добра и никогда ни на что не сетовала. В меньшей мере они жалеют Холлома, сожалея, что этот невезучий человек вообще появился на борту судна. Они считают, что Хорнера загнали в угол, и, хотя его не любят, полагают, что он был в своем праве.
— Пожалуй, так оно и есть, — отозвался капитан. — И, насколько я знаю флотское начальство, оно его не выдаст. Не будет никаких доказательств его вины, расследование зайдет в глухой тупик. Благодарю вас, Стивен. Именно это я и хотел узнать. Будь я немного более проницателен, мне не пришлось бы задавать вопросов. Мне придется сделать вид, что я все принял за чистую монету, поставить «выбыл» напротив имени бедняги Холлома и постараться научиться смотреть в глаза Хорнеру.
Что касается того, чтобы смотреть в глаза Хорнеру, с этим трудностей не было. В конце ночной вахты чуть западнее, чем они предполагали, были замечены огни преследуемого корабля. Его обнаружили при первых проблесках рассвета; неизвестный фрегат, словно придавленный низким серым небом, как ни в чем не бывало шел прежним курсом. В одной ночной сорочке Джек вышел на палубу, где уже находился Хорнер. Канонир надел чистые белые полотняные панталоны и новую клетчатую рубаху. Из-за раненой или вывихнутой ноги он хромал, но расхаживал среди пушек, осматривая фитили, прицелы и замки с обычным хмуро-деловитым видом. Добравшись до шканцев, где стояли каронады, он несколько смутил окружающих, хотя сам ничуть не был обескуражен. Салютуя капитану, Хорнер привычно коснулся полей треуголки, держа в другой руке ночную подзорную трубу. Джек целиком отдался погоне; за два десятка боевых лет он стал своего рода морским хищником, который отбрасывал все второстепенное, как только появлялась возможность вступить в схватку с противником. Поэтому он приветствовал старшего канонира самым естественным тоном:
— Добрый день, мистер Хорнер. Боюсь, что наши шансы израсходовать ваши огневые припасы нынешним утром не слишком велики.
Взошедшее солнце подтвердило его правоту.