На краю земли

Уходя, мы наткнулись на Савелия Максимовича, которого всегда побаивались. Он никогда не кричал на нас, но было в нем что–то такое, что заставляло нас подтягиваться и затихать. Особенно мы остерегались попадаться ему на глаза взлохмаченными и растрепанными после какой–нибудь потасовки. Савелий Максимович преподавал историю и географию в седьмом классе, и ребята говорили, что он добрый и очень интересно рассказывает, но нам он с первого класса казался строгим и страшноватым, таким, что определялось одним словом «директор». Он небольшого роста; на голове седой ежик; подстриженные и тоже седые усы и борода; сурово прищуренные глаза. И потом, у него была несносная память: он помнил всех учеников в лицо, по фамилии, узнавал их по голосу, и нечего было и думать провести его, выдав себя за другого… Вот и теперь он немедленно узнал нас. Мы поравнялись со школьным крыльцом в ту самую минуту, когда он открыл входную дверь.

— А, Фролов и Березин? Уже в школу собрались?

— Здравствуйте, Савелий Максимович! — в один голос сказали я и Генька. — Мы не в школу, мы по делу…

— А школа — это не дело? Сразу видно прилежных учеников.

— Мы… то есть нам нужно Марию Сергеевну.

— А что у вас за срочное дело? Я вам помочь не могу?

Мы растерянно переглянулись.

— Нас наградили… то есть премировали… — неуверенно начал Генька.

— Радиоприемником, — поддержал я.

— За что же вас премировали?

— За научную работу, — брякнул Генька.

— Что–о? — удивленно поднял брови Савелий Максимович.

— Ну, не совсем за научную, а вроде как за научную… За инициативу. Вот…

Генька достал бумагу из аймаксовета и подал директору. Тот прочитал, сложил и отдал обратно.

— Теперь садитесь и рассказывайте. Только без учености, своими словами.

Мы присели на ступеньках и рассказали про все: про дядю Мишу, поход, доклад, бумагу и приемник и что мы не знаем, как теперь с ним быть.

— Трудный случай! — сказал Савелий Максимович. — Марии Сергеевны нет, а дело не терпит отлагательства… Пойдемте–ка со мной, я все равно собирался на плотину. Там и найдем человека, который, наверно, что–нибудь посоветует…

Плотина была за селом. Она преграждала узкое горло распадка четырехметровым валом. Дальше, в глубине распадка, еще прошлым летом было широкое мелкое озеро, в сущности — болото, зараставшее широкими листьями кувшинки. От озера мимо деревни сочился тощий, пересыхающий ручеек. Весной распадок переполнятся водой, и она, стремительно вырываясь из горла, сбегала к Тыже; потом опять все стихало, и по временам ручеек иссякал, даже не доходя до Тыжи. Прошлым летом колтубовцы закупорили горловину каменной плотиной и преградили путь воде. После осенних дождей и весеннего снеготаяния распадок превратился в извилистое длинное озеро, из которого кое–где торчали макушки ив и елочек, да у берегов на мелкой волне метались затонувшие травы. В глубоком котловане по эту сторону плотины сверкал свежеоструганными бревнами новенький сруб гидростанции. Там раздавалось негромкое звяканье и кто–то насвистывал.

— Антон! Выйди–ка сюда.

Свист прекратился, и в дверях появился высокий, ладный парень с руками, по локоть перепачканными маслом, которые он безуспешно обтирал пучком пакли. В масле были и его брюки, и красная майка, и даже в рыжеватом лохматом чубе поблескивало масло.

— Здравствуйте, Савелий Максимович! — сказал Антон, и по тому, как он это сказал, я решил, что и он, наверно, был когда–то учеником Савелия Максимовича.

— Здравствуй, Антон. Что это ты так изукрасился?

— Машина смазку любит, Савелий Максимович.

— Да ведь ты не машина? Ты ее и мажь, а не себя… Вот знакомься, привел к тебе за советом.

Антон мотнул чубом и улыбнулся:

— Рукопожатия по случаю смазки отменяются… В чем дело, орлы?

Савелий Максимович коротко рассказал всю историю о походе, премии и наших затруднениях.

— Ты секретарь комсомольской организации, и это дело по твоей части. Так что вот, думай…

Антон и в самом деле задумался.

— Видите, какое дело, Савелий Максимович: насчет массовой работы с молодежью в Тыже неважно обстоит. Там всего одна комсомолка, Даша Куломзина, и та недавно принята, неопытна еще…

— Там коммунисты есть. Кузнеца Федора Елизаровича знаешь?

— Я его не видал еще. Когда бы я успел? Только вернулся… Ничего, ребята, не горюйте! — обратился Антон к нам.

— Мы не горюем, — сказал Генька, — только что с ним делать, с приемником? В школу отдать или как?

— В школу? А в школе он зачем? Мы вот как ее запустим, — показал он на здание станции, — такой радиоузел оборудуем — с ним никакому приемнику не сравняться!.. А премиями не разбрасываются. Премия, она для того и дается, чтобы была у премированных… Правильно я говорю, Савелий Максимович?

Савелий Максимович кивнул.

— Это хорошо, что вы так, по–советски, думаете: не для себя, а для всех… И, если у вас такое желание, надо выход на месте искать. Поищем его вместе. Идет?

— Идет, — согласились мы.