На кресах всходних

— Вы ищете Вениамина Порхневича?

— Вы знаете, где он? — жадно вдруг шевельнулась на диване Янина.

Управляющий сел. Одним глазом он следил через невысокое, непромытое окошко за ходом работ по возведению больших бочек на громадные транспортные дроги.

— Я знаю, где он, но вам придется сказать, кто вы такая.

Почему-то пан управляющий ждал каких-то лукавых россказней, которые придется жестко разоблачать. Что делать, время такое. Он и сам за выдубленной душой держал под спудом такие сведения... хотя бы каким путем доставляются провизия и краденые с немецких складов боеприпасы в отряд пана Булаховского, что засел в Румлевском лесу. Пан Чечковский, как огромное количество жителей оккупированных территорий, внешне старательно работая на немецкий порядок, тайно вел разлагающую и прямо диверсионную работу против него.

— Я его сестра.

Пан Чечковский несколько секунд молчал, смотрел на нее внимательно, по-прежнему не находя черт сходства между ней и Вениамином.

— Сестра?

Она кивнула, и глаза ее — темные, абсолютно мертвые под выступом платка — вдруг обнаружили явственные, даже оптимистические огоньки. Она была уверена: сейчас все устроится. За Веником пошлют, он вбежит и, стесняясь чувств, обнимет сестренку.

— Родная? — с последней надеждой в голосе прорычал трещиной в голосе пан управляющий. С более дальней родственницей ему было бы легче разговаривать.

— Да. Он мой любимый братишка, младшенький, мы...

Шинель, кажется, даже чуть-чуть хрустнула в плечах. Умом он понимал, что девушка ни в чем сама лично не виновата и не явилась бы сюда, когда бы знала то, что известно пану Чечковскому, но он понимал: беречь эту «итальянку» от грязной гродненской правды он все же не станет.

— Ваш братец, насколько я понимаю, был в хороших отношениях с паном Вайсфельдом? Даже более того?

Ему было это неинтересно, но надо же было как-то завести речь, прямые слова не вывалишь вот так разом, напрямик.

Янина быстро объяснила: мальчик с молодых лет был быстр торговым, оборотистым умом, и отец отдал его в приказчики, пока у них не появится своя лавка в Волковысске. По-настоящему можно было выйти в люди, так отец говаривал, только пристав к большой, настоящей торговле, как у того же пана Вайсфельда.

— Пан Вайсфельд был большой, настоящий торговый маэстро, — сказал управляющий.

И Янина вдруг заледенела. Умение соображать быстро никуда не делось, даже вспышкой радости не замутилось. Дело хуже, чем показалось вначале, почуяла она.

— А вы знаете, что у пана Вайсфельда были большие негоции здесь, в Гродно, обувные фабрички, лесопилки, пристани, склады, но пивной торговли не было, как была у Маргулиса или Сечкиса? Вся пивная торговля была здесь польская, только у одного еврея, Маргулиса, была своя броварня, и у литовца Сечкиса была.

Янина не могла взять в голову — зачем все это он ей говорит. Но знала: надо терпеть.

— Но Лев Вайсфельд, только не называйте его при мне паном, возмечтал добыть себе броварню. Потому что у его главного врага, пана Ромишевского, броварня была. А он не мог терпеть, что уступает пану Ромишевскому.

Янина кивнула, как будто детальный этот рассказ полностью поглотил ее внимание.

— Честным образом Вайсфельд никак мечту свою решить не мог. И он ждал черного часа, и такой час пришел. Когда москали на танках въехали в город, с ними въехала и НКВД.

Пан Чечковский явно ждал, что это последнее нагромождение букв ошарашит гостью. Но она продолжала спокойно пялиться на него смородиновыми глазами.

— Вы знаете, пани, что такое НКВД?

— Догадываюсь, — сказала Янина, она действительно стала догадываться. В разговорах в лесу эти буквы тоже мелькали.

— Один брат Вайсфельда, младший, один племянник и еще два родственника дальних пошли служить в эту организацию. И очень быстро так случилось, что пан Ромишевский оказался врагом трудового народа и вместе со всем семейством отправился в те места, где ничего, кроме тайги, не растет. Вы знаете, что такое тайга, пани?

Янина молчала.

Пан Чечковский выпрямился и стал говорить без прежнего напора, словно решил потрясти воображение девушки одной лишь силой хладнокровно сообщенных фактов:

— И тут у Льва Вайсфельда появилась возможность завладеть броварней пана Ромишевского и другими его негоциями. Несмотря на то что большевики запрещают частного предпринимателя, он, Вайсфельд, сумел некоторых своих родственников — у этих жидов почему-то очень много родственников, когда надо, — поставить управляющими и в броварню пана Ромишевского, и в броварню пана Чечковского, моего отца. Они тысячами бежали от Гитлера и все хотели есть, и вкусно есть, а места тут все заняты. Заняты испокон веку поляками. так этих поляков — в Сибирь!

Он замолчал, Янина тоже молчала. Она уже почти поняла, хотя еще и не все услышала.

Чечковский тяжело вздохнул, отвернув голову в сторону окна.

— Но даже у такого плодовитого жида, как Лев Вайсфельд, не хватило родственников, чтобы занять все хорошие места.

Янина осторожно, до половины вернула платок на гладко зачесанные черные свои волосы:

— Мне дела его никак незнакомы. Я жила в Порхневичах.