На кресах всходних

Вот тут в головах немецких кураторов дребезгнул первый тревожный звоночек. Разговоры об автономии и тем более о независимости полной никак не могли понравиться реальным правителям. И выяснилось, что господин Кубе не представляет интегрированную точку зрения Берлина на ситуацию в Белоруссии. Есть те, кто с ним не согласен, и таких немало, и они влиятельны.

Ермаченко сместили, он уехал в Прагу, БНС реорганизовали в Белорусскую самопомощь, права ее сильно урезали. Назначенный лидером Ю.Соболевский теперь мог претендовать только на малую часть прежних полномочий: народное здравоохранение и оказание лояльному населению материальной помощи. Прекратил существование и институт «мужей доверия» при генеральном комиссариате и комиссариатах окружных.

Николай Адамович дал себе слово больше не кочевряжиться. Если немцы передумают и снова его позовут, он пойдет на ниву восстановления белорусской национальной самости в качестве кого угодно, хоть рядового учителя.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Глава первая

25 марта 1944 года. Поселок Городок.

Майор-контрразведчик звучно щелкнул замком своего портфеля, двумя пальцами вынул оттуда серую папку. Положил на стол.

— Что это? — устало спросил подполковник, хотя, конечно, понял: личное дело.

Капитан приподнялся и прочитал медленно, поскольку читал перевернутый, нанесенный мощным химическим карандашом текст:

— Кравцов Александр Иванович.

— Ну и что? — спросил подполковник.

— Есть что-нибудь интересное? — наклонился вперед Фурин.

Майор с мелким вздохом распахнул дело:

— Первое, что бросается в глаза, — сирота!

— Мы что, биографию его изучать будем? — подполковник отхлебнул холодного уже чая. — Ты сразу нам резюмируй.

Майор покивал. Ему была понятна тактика подполковника — превратить всю эту историю в не стоящую выеденного яйца. Мол, ничего особенного не случилось, даже если какой-то один уголовник в офицерской форме и ускользнул через линию фронта. Не откладывать же из-за этого намеченное наступление! Задачей майора было доказать, что они имеют дело не с обычным уркой, каким-то образом дорвавшимся до погон, а с хорошо законспирированным.

— Я по порядку.

— Давай по порядку, — махнул чайной ложечкой подполковник.

— В самом начале тут вот что: отношение по поводу «установления личности». редко приходится сталкиваться с бумагами такого рода.

— Отношение? — почему-то вдруг напрягся капитан. — Какой личности?

— И сопроводительное письмо. Администрация Мамкарево... Макариево-Озерского пересыльного пункта, язык сломаешь на этих поповских словечках, относит... Одним словом, бумага такая: у них там в монастырской трапезной была огромная такая камера. Сплошь — я там бывал — нары в два этажа. Поверху — доходяги, на нарах первых — более или менее целый народ. А под нарами — вошики, их там так звали, мелюзга беспризорная, лет двенадцати, а то и вообще десяти. Как они туда попадают, сами не расскажут. Короче говоря, хлебнули так хлебнули. Мрут они по большей части, еще когда их везут в такие места. А те, что пока еще живые, попадают под нары. Все с себя проиграли — карты там вечно — и скрываются голые почти, как бы в подполье, чтоб не погнали на построение босиком на снег. Режимы знают все про них, да лень связываться. Да и вонища там... Я там бывал. — Майор хотел отхлебнуть чая, но чай как-то не совмещался с тем, что приходилось рассказывать. — Когда какая-то еда попадает в трапезную, они ручонки вверх тянут из-под топчанов.

Подполковник зевнул: мол, зачем ты все это нам сейчас рассказываешь?

— Дохли они быстро. кто под топчаны загремел — это уже приговор. Они там и нужду... по углам там навалено. И вот приходит отношение сверху, из Мурманска, из школы корабельных юнг — дайте, если есть, хлопцев молоденьких, формируем классы. Ну, начальник лагеря сразу — брандспойт и по низам, заодно и нечистоты все вымыть вон. Вошики решили, что это за ними охота, а это и была за ними охота, стали по углам забиваться. Выть там. А вода бьет, а на улице минус двадцать восемь: Вологодчина, февраль.

— Ты так рассказываешь, как будто сам с этим брандспойтом стоял.

Майор покачал головой:

— Я рядом стоял.

Подполковник и капитан откинулись на спинки своих стульев и поджали губы.

Майор усмехнулся:

— Да нет, командировка, надо было извлечь одного человечка. Просто я сейчас совмещаю свой личный опыт с тем, что читаю отсюда. Так вот наш Кравцов Александр Иванович с предположительным возрастом одиннадцать лет по присланному отношению был этапирован в распоряжение руководства Мурманской школы корабельных юнг. Вместе с вошиками из-под нар.

Капитан деликатно кашлянул, видя, что майор мысленно куда-то погружается.

— Ну так если нам известна эта биография с таких пор — какой тут может быть шпион, смешно же.

Майор кивнул:

— Биография известна, а человека можно ведь заменить. Очень ведь удобный человек. Ни родных, ни знакомых. Вынимаем его как лист из папки и заменяем другим листом.