На кресах всходних

Сахонь повернулся еще даже не на звук слов этих, а в ответ на само движение Витольда, повернулся, тоже сидя верхом на стуле, наклонившись, как всадник-рыцарь перед поединком.

Прозвучавшие слова были не поводом, не намеком, а самой сутью завязавшегося конфликта. За два дня до того Витольд, улучив момент, когда Оксана Лавриновна отойдет от журавля с ведрами, вдруг шагнул к ней от своих ворот, перед которыми курил, и предложил помочь ее коромыслу. Оксана Лавриновна не воспротивилась, и он довел ее до самых ворот ее домика на окраине, неся ведра. Они не сказали ни слова между собой. Витольд никак не объяснил своего порыва, Оксана Лавриновна ни в малейшей степени не удивилась порыву.

Ничего не случилось.

Вся бабья часть деревни видела это, но совершенно не в состоянии была сообразить, как к этому отнестись. Дикость этой «вежливости» состояла в ее необычности для лесных мест и в бессмысленности: что же, он теперь каждый раз будет таскать Сахоневы ведра, а может, и для каждой нагрузившейся коромыслом бабы будет стараться? Была в истории какая-то невразумительность, и сейчас она должна была выплеснуться понятным смыслом во время открытой ссоры.

— Да, — отвечал пьяный и всем видом показывающий самодовольство Сахонь, — моя жена очень разумная.

Если бы он остановился на сказанном, то положение Витольда было бы очень затруднительным. В каком направлении ему было переть дальше? Не было такого направления. Остановиться и продолжить пить — несообразно: вроде как струсил; просто кинуться на опостылевшего гада — совсем уж низменно, и в то же время весь смысл остается никому не понятным.

Но Сахонь не остановился:

— Моя жена не только разумная, но и красавица, каких нет, а твоя... сколько вы, Порхневичи, не рыскайте, быть вам навсегда быдлом, и панство все ваше — самовольное, сколько дур польских ты сюда ни навези!

Чтобы понять всю глубину оскорбления, надобно кое-что объяснить. Для чего кое-какие вещи придется повторить.

С чего все началось? Ответить на этот вопрос и легко, и затруднительно. Сначала про затруднительную часть. Откуда есть пошли Порхневичи? и веска, и семейство. Где тут курица, где яйцо? Сколько можно было проследить в прошлое историю поселения, настолько же и уходил в прошлое корень фамилии Порхневичей. До трети всех жителей состояло в родстве с ними, и абсолютно все находились хоть в какой-то зависимости от них. Кто были эти самые Порхневичи? Они утверждали, что шляхта, и всегда были шляхтичи, и в родстве у них повсюду по литовскому краю одни только шляхтичи, хоть и не богатые. Впрочем, честь и небогатство вещи издавна и повсюду совместимые.

Ходила невытравимая, хоть не любимая самими Порхневичами история о каком-то польском поручике, который на заре обозримых времен проезжал на коне мимо с неизвестной целью и увидел, что симпатичная молодая селянка наклонилась под осенней яблоней и собирает в подол падальцы. Лихой красавец спрыгнул мягко с коня и опытным движением припал сзади к ничего подобного не ожидавшей девице и, грозно дыша дорогим вином в затылок, прошептал, чтобы она не беспокоилась и не вздумала сопротивляться. Она так испугалась, что до самого конца даже падальцев не выронила. Совершив это ничуть не чрезвычайное для отношений господина и мужички дело, офицер ускакал, отсыпав комплиментов и сколько-то золотых монет. По другой версии, деньги появились в истории позже, когда девушка уже родила. С этого эпизода и начинается история незаурядного семейства, именно этот легендарный насильник и считался его основателем. Он бросил в здешнюю землю не только семя и золото, но и свое имя. Не только семейство, но и поселение носило имя Порхневичи с тех пор.

Когда это случилось? На этот счет было несколько мнений, сами Порхневичи считали, что еще до последнего польского раздела, и это как минимум. Судьба рода оказалась накрепко связана с этой историей, которую никак не назовешь героической, но отказаться от нее невозможно, потому что отказываться пришлось бы вместе с претензиями на кровный аристократизм. Постепенно, усилиями нескольких поколений Порхневичей сложилась двухэтажная версия, на манер сочинения Прокопия Кесарийского. Он, как известно, написал не только официальную версию царствования своего императора, но и «Тайную историю», имевшую весьма широкое распространение. Здешняя «Официальная» версия гласила, что некогда веска принадлежала польскому шляхтичу, носившему имя Порхневич, но в результате стихийного бедствия (то ли пожар, то ли ограбление) документы на владение были утрачены, и теперь многочисленные потомки этого шляхтича, частично, конечно, перемешавшиеся с местными жителями, владеют здешними землями как бы по традиции. Про спорадические попытки восстановления бумаг уже говорилось выше.